Всё здесь было идеально ухожено, да так чинно, по линеечке, что аж оторопь брала. Но это ничего, главное, что живое вокруг! Дорожки разбегались сложным лабиринтом — должно быть, чтобы гуляющим не наскучивало. Аня в очередной раз свернула… и едва не наткнулась на покачивающийся над клумбой афедрон. Нет, вы не подумайте, всё было прилично! Просто какая-то женщина в сером рабочем платье и испачканном землёй фартуке втыкала во вскопанную землю колышки с нитками, размечая новый цветник.
— Ой, извините! — сказала Аня и увидела целых три тачки, заполненных горшочками с прижившимися черенками.
— Да ничего, — женщина обернулась, слегка отдуваясь и поправляя сползший на лоб платок. Садовница!
— Это вы для императрицы садите? Говорят, сильно она розы любит.
— Любит — не то слово, — согласилась садовница, — прямо страсть у неё.
— А чего ж их не любить, — философски рассудила Аня. — Божьи творения, зла никому не делают, одна красота и благоухание… А можно я вам помогу?
— Так у тебя платье неподходящее?
— Вот пусть у того, кто забрал у меня подходящее, об этом голова и болит. А я уж от безделья обалдела здесь, в окно кукуя.
Женщина засмеялась:
— Ну, давай.
— Меня Аня зовут! — обрадовалась Аня.
— А меня тоже! — улыбнулась женщина. — Мы с тобой тёзки! Можешь тётей Аней меня звать.
— Весьма приятно, — чинно ответила Аня. — Это разные по цвету сорта будут?
— И по цвету, и по высоте. Видишь, у меня и горшочки все подписаны.
— Ух ты! «Черноморский закат»! Я про такой в «Цветоводстве» читала!
— Вот с него и начнём, с серединки. А ты увлекаешься цветами?
— Больше хотела бы, — честно призналась Аня. — Мы в гимназии, когда с девчонками в библиотеке втроём занимались, я всегда «Цветоводство» брала. Ну и «Мой сад» ещё, там про розы интересное бывает. Маруся всё шутила, мол: разведёшь, Анютка, свой сад, будет к тебе императрица в гости ездить.
— Маруся — это подружка твоя?
— Ага. Умная — страсть. Всё по юридическим делам книжки таскала — такие томищи, ужас. И ещё была Маша. Та больше художественные книжки читала.
— Это почему?.. Подай вон тот стаканчик, ага… Почему бы, к примеру, не по физике?
— У-у! По физике она бы и сама смогла учительницу нашу поучить. Как начнёт формулы раскладывать — только успевай глазами хлопать! Умные они обе, две Марии. Одна я дура.
— С чего же сразу и дура? — как будто даже обиделась за неё (а заодно и за цветоводство) тётя Аня.
— А! — Анечка постаралась сморгнуть слезу и перевела разговор на другое: — А хотите, я вам диво дивное покажу? Мне давно уж объясняли, я всё не понимала, а тут думала-думала, да и сообразила, что я не так делаю — и пошло! Хотите?
— И что за диво? — тётя Аня высадила последний горшочек «Черноморского заката» и с любопытством смотрела на Аню.
— А вот, я буду песню петь, а вы за саженцами смотрите.
— Что ж, давай.
Аня протянула руки, словно приглаживая воздух вокруг черенков, едва выпустивших пару-тройку листьев, прикрыла глаза и негромко запела:
— Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся.
И сердце девичье забьётся
С восторгом чувств — не для меня…
Садовница, слегка склонив голову внимательно смотрела на рядок будущих розовых кустов. Ей казалось, что ничего не происходило. Или?.. Воздух вокруг черенков, казалось, начал слегка дрожать…
— Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Но он поёт не для меня.
Теперь совершенно определённо что-то происходило. Кустики начали пошевеливать листиками — то ли от поднимающихся воздушных потоков, то ли… самостоятельно?
— Не для меня журчат ручьи,
Звенят алмазными струями,
Там дева с чёрными бровями,
Она растёт не для меня.
На черенках образовались новые почки, и из них проклюнулись крошечные побеги, невероятно!
— Не для меня придёт Пасха,
За стол родня вся соберётся.
«Христос воскрес!» — из уст польётся
В пасхальный день не для меня.
Веточки начали расти, налились силой и выпустили листья, а за ними и цветочные бутоны!
— А для меня кусок свинца,
Он в тело белое вопьётся,
И кровь рекою разольётся —
Такая жизнь, брат, ждёт меня.
Аня открыла глаза и склонилась к цветку — единственному из всех бутонов раскрывшемуся. Подумала, что полгода хотела узнать запах этих цветов — а он совершенно обыкновенный, ничем особым от безродных бабушкиных роз не отличающийся. Красивый цветок, этого не отнять — тёмно-бордовый, почти фиолетовый к краю лепестка и огненно-оранжевый к сердцевине. А вот запах — бледный, невыразительный. Бабушкины-то, поди, ещё послаще пахли.
— Волшебно… — тихо сказала садовница. — А отчего песня такая грустная?
Аня сморгнула набегающие слёзы.
— Говорю ж: дура я. Было у меня счастье — и нету его. Сама от него ушла, своими ногами. Добровольно! На уговоры поддалась. Как же, гляди-ка! Я ж графиня теперь! Мне по чину ровня нужна, чтоб прилично было! Как же это ты, говорили, не глядя-то? Надо хоть сравнить, прицениться! Тьфу!
— А счастье — это какой-то мужчина? — осторожно спросила садовница.
Аня всхлипнула, полезла в карман за платком и кивнула.
— А отчего ж ты думаешь, что он лучше других?
— Да божед и де дудше, — Аня высморкалась, — извините. Может, и получше его есть, и покрасивше, и точно уж познатнее. Да только он не графиню любил, а меня. Меня — понимаете? Душенькой меня называл… Не то что эти…
— Неужто во дворце невежливые кавалеры? — вскинула брови садовница. — Вот уж не поверю!
Аня махнула рукой:
— Эх, матушка! В глаза-то они все… «Будьте любезны», — Аня скроила слащавую гримаску: — «Не извольте беспокоиться…»
— А-а-а, — догадалась тётя Аня, — так тебе, наверное, наговорил кто-то? Ты не обращала бы внимания, это всё интриги…
— Пф-ф-ф! Что мне их интриги! Я их сама — вот! — всех на чистую воду вывела! — Аня вынула из кармана перстенёк, надела на указательный палец и потрясла кулаком.
— Любопытно, — тётя Аня отряхнула руки и села на маленькую лавочку напротив клумбы.
— А мне-то как любопытно было! — Аня села рядом. — Тут же у них, знаете, как устроено? Навроде смотрин. Персональное представление называется. И вот приходит, значит, ко мне эта персона — каждый разряженный в пух и прах! И начинает хвост павлиний распускать. Я, дескать это, я то, да могу вам обеспечить… Я первый-то раз долго слушала, внимательно. Треск один. Еле дождалась, пока он воздуху глотнёт, чтобы дальше заливаться. Да и спросила: что он про меня думает? Правду.
— И что, прямо взял да и сказал?
— А как не скажешь, когда у меня колечко волшебное? — Аня отвела в сторону руку с перстеньком. — Камешек трону да велю только честно отвечать — каждый кавалер мне тут же правду-матку и вывалит. Один сразу влепил, что я дура деревенская. Другой — что корова жирная. Третий — что выскочка самонадеянная, и место мне под замком на цепи сидеть.
Тётя Аня нахмурилась:
— Это кто же такой умный?
— Вы лучше спросите: кто обо мне слово доброе сказал? — Аня смотрела на новую знакомую и в глазах у неё была одна горечь. — Сами догадаетесь или подсказать?
— Ах они, сволочи… — прошептала тётя Аня.
— Вот и я говорю. Дура я.
— Постой-ка! А как же никто из этих ухажёров никому о случившемся не обмолвился?
Аня хмыкнула:
— Так я ж каждого предупредила: слово вякнешь про то, что было — все причиндалы твои почернеют и отвалятся. Ишь, с магичкой вздумали связаться! Соврала, конечно. Но они-то не знают.