- Как это четверо? Кого - четверо? - не поняла Маша.
- Да детей у них двое.
- У кого это «у них»? - глупо спросила Маша. Глупо - потому что всё поняла.
- Он что, в Америке женился?
- Почему в Америке? Он с женой туда уехал, и с дочкой. Дочке восемь лет. А вторая уже там родилась. Александрой назвали. В мою честь, говорит.
- А он... был женат?
- Ну, сообразила наконец, - обрадовался Саша. - Я и сам не знал... Представляешь, никто не знал - из нашей компании. Мишка у нас в «женихах» числился. За девушками ухаживал, обаятельный, чёрт... Все на него западали... - счастливо улыбаясь, вспоминал Саша. - А о семье ни словом не обмолвился. И вот звонит мне как-то и предлагает рюкзак у него купить. Новый. Финский. Я о таком и не мечтал... Говорю, беру не глядя. А он мне - «Зачем не глядя? Приезжай, посмотри. Может, и лыжи возьмёшь? Новые, финские, с насечками».
- А ты и лыжи продаёшь? - удивился Саша. - А сам-то как, на чем кататься будешь?
- Да я вообще... от барахла избавляюсь. Уезжаю я. В Калифорнию. Там снега не бывает.
Маша слушала и думала, что всё это неправда. И не понимала, зачем Сашка врёт.
- Ну, поехал я к Мишке...
На звонок открыла женщина. Говорю, я к Михаилу. Она мне - проходите, и ушла. Квартира огромная, дверей штук пять, в прихожей вешалка общая, столько всего понавешано - и детского, и женского... и куртка Мишкина висит! Ботинок тоже - с десяток. Коммуналка, видать. Девчонка откуда-то появилась и тоже - «Вы к кому?». Говорю, к Михаилу я. Она мне - «А-аа, я сейчас!» - и усвистела.
Наконец и Мишка объявился. Прошли мы в его комнату, а там... Вдоль стены лыжи выстроились - три пары, а по другой стене рюкзаки, да какие! В Москве таких днём с огнём не найти. А Мишка мне и говорит: «Тебе, как другу, первому предлагаю. Выбирай любую пару. И рюкзак бери. Остальное загоню в комиссионке.
- Не жалко?
- Конечно, жалко, но куда мне это всё?
- Не знал, что ты в коммуналке живёшь...
А он мне - «Почему в коммуналке? Это моя квартира, родители мои здесь жили, и их родители тоже...
- А что за женщина? Ну, которая дверь мне открыла...
- Да так... ну, открыла, ну и что?
- А девочка - её дочка? - допытывался Саша.
- Дочка. Наша. Восемь лет.
- Ваша?! С соседкой??
- Да какая соседка! - вскипел Миша. - Жена моя. Жена и дочь. Уезжаем мы...
Я обалдел, а он мне лыжи в руки суёт - фишеры, новенькие. Бери, говорит, в подарок, будешь меня вспоминать. И рюкзак выбирай. М не теперь ни к чему. Где я там кататься-то буду?...
Самый лучший рюкзак выбрал мне. Я заплатить хотел, а Мишка ни в какую...
Он всё говорил и говорил, не замечая что Маша его уже не слышит...
Дочке восемь лет - лихорадочно соображала Маша. А два года назад ей было шесть. Уже тогда... у него была дочка... семья... жена. И он никому об этом не рассказывал - даже Сашка, лучший друг, не знал!
А может, не было никакой семьи? Ведь так бывает - когда и жена, и ребёнок, а семьи всё равно нет, разбитое не склеишь. Маше вспомнилось расстроенное Мишино лицо, по-детски пухлые щёки и обиженные глаза маленького ребёнка. И отчаянно захотелось вернуться в то давно прошедшее лето, в то июньское утро. Она бы бросилась Мише на шею, расцеловала бы в горящие от обиды щеки - на глазах у всех. И сказала бы, что она, Маша, его любит... И он бы никуда не уехал, остался бы с Машей, а его дочку они брали бы к себе на выходные, и Маша бы не возражала, если бы и насовсем. Она ведь так похожа на своего отца... Такие же щёки, такие же губы...
Но - некому было это сказать. Всё осталось в навсегда прошедшем лете - и Миша, и голубая кружка с синими ягодами, и Мишина глупая обида, и Машина никому не нужная любовь.
- Будешь Мишке писать, привет передавай от меня, - сказала она Саше. Улыбнулась через силу, прогоняя воспоминания, и подставив лицо тёплому ветру, зашагала вперёд, догоняя группу. Саша стоял и смотрел ей вслед. «Разбитое не склеишь, прошлое не вернёшь, - думал Саша. - А ведь если бы не эта история с кружкой, они могли бы...»
.....................
В Калифорнию они с Натальей не поехали.
.....................
Из Машиного стихотворения:
«Захлестнуло сердце горе. Разлилось широким морем...
Горе длится... длится... длится... Никогда не прекратится!
Яркий шёлк цветущих вёсен превратило горе в осень.
Ничего не происходит. Дни проходят. Жизнь проходит.
Как песок, течёт сквозь пальцы... Ни песчинки не осталось.
За незримою чертою - знаю - встретимся с тобою,
И для нас с тобой навеки будет солнечное лето!
Там, в давно прошедшем лете пахнет донниковым цветом.
Там в лугах гуляет ветер, солнце ласковое светит...