— Если, например, совместить два тетрадных листа, — сказала девочка с косой.
— Правильно! — одобрила Маруся. — Кто еще?
Оживившийся Синюхин высоко поднял руку. Маруся сделала вид, что не замечает, и с надеждой воззрилась на класс. Но это была единственная рука.
— Ну, скажи ты, — разрешила Маруся, приготовившись к отпору, хотя и не представляла, каким образом Синюхин сможет использовать научный термин в хулиганских целях.
Тот лениво поднялся и, нагло ухмыляясь, проговорил:
— Вот если жопу Коровина наложить на жопу Наташки Хреновой, они будут полностью кондругенны...
Класс весело заржал.
Маруся вспыхнула и сказала ледяным тоном:
— Вот я сейчас врежу тебе пару раз указкой, и твоя жопа, уж точно, ничьей другой конгруэнтна не будет...
За приоткрытой в коридор дверью кто-то громко захлопал в ладоши.
— Жидкие аплодисменты, переходящие в плевки, — подытожил Синюхин, явно довольный произведенным эффектом.
— Ну, подожди у меня! — пригрозила раздосадованная Маруся и резко распахнула дверь.
На нее, весело улыбаясь, смотрела Тая.
— Боже! — выдохнула Маруся. — Я сейчас умру от счастья! Как ты здесь оказалась?
— Приехали к тебе с Игорем аж на три дня. Больно ты про грибы завлекательно писала.
— До конца урока двадцать минут. Подождешь?
— А можно, я в классе посижу? У тебя методы обучения уж очень оригинальные. Я и не думала, что такой педагогический талант пропадает...
— Ты бы сама попробовала! Этот свинтус Синюхин держит в напряжении всю школу!
Тая решительно вошла в класс.
— Где тут у вас Синюхин? Я из милиции...
Руки дружно взметнулись в направлении паршивой овцы.
— Молодцы! — иронично похвалила Тая. — Хорошие ребята, настоящие Павлики Морозовы.
Она прошагала к последней парте, отпихнула Синюхина к окошку, села рядом и тихо сказала:
— Еще раз пикнешь, и я тебе устрою местечко у параши.
Взволнованный Синюхин испуганно затих.
— Какие же вы молодцы, ребята, что приехали! — приговаривала Маруся, устраиваясь на заднем сиденье «лексуса». — Я только сейчас поняла, как соскучилась, как мне не хватает тебя, и Лизы, и Софьи Андреевны. Как они?
— Все по-старому. Передают тебе привет. Лизка умирала — хотела ехать с нами, но Софью же не оставишь.
— Да, я знаю. А ваши архаровцы у бабушки пасутся?
— У прабабушки. Она вчера вспоминала, как я, маленькая, ей говорила: «Инночка, Инночка, ты у нас в семье, конечно, самая главная, но Ленин все-таки главнее». — «Но Ленин же умер». — «Ну и что? Портрет-то остался!»
— Да, — засмеялась Маруся, — нынче Ленин не в авторитете.
— А Сашка услышал и говорит: «А у нас папа самый главный. Он все знает, потому что у него голова набита умом!» Так и сказал — с ударением на «у».
— Устами младенца глаголет истина, — подмигнул Марусе в зеркало довольный такой высокой оценкой своих способностей Игорь.
— Вы его в школу-то отдали?
— Нет, решили на будущий год. Пусть погуляет на свободе. Успеет еще знаний набраться, тем более что процесс уже пошел. Вчера приходит из сада, представляешь, и заявляет: «А я знаю плохое слово». «Ну, говори это слово». И он звонким голосом: «Блясь!» Мы все со смеху покатились. Не надо бы, конечно, но как удержишься?
— Ой, а здесь как ругаются! И дети, и взрослые. Да даже и не ругаются, а просто разговаривают на этом языке. Но не все. Есть люди с очень высокой внутренней культурой. А вообще здесь совершенно другая жизнь и другие отношения между людьми, более искренние, что ли, сердечные. А чем ближе к столице, тем все хуже и хуже, простые вещи извращаются до неузнаваемости.
— Ну-ка, ну-ка! — с веселым удивлением повернулась к ней Тая. — Уж не собираешься ли ты на веки вечные остаться сельской труженицей?
— Да нет, — сказала Маруся, — не собираюсь. — И улыбнулась загадочно.
15
— Надо же, сентябрь на исходе, а жара, как в середине июля! Смотри, какой красавец! Как из мультфильма! — Тая достала из корзинки большой белый гриб, крепкий, с толстой ножкой-пеньком, нежной желтовато-зеленой подпушкой, и не удержалась — звонко чмокнула в темную «зажаристую» шляпку. — Таких бы штучек сто!
— Да, — вздохнула Маруся. — И почему это лето так быстро кончается? А зима тянется бесконечно. И что это будет за зима? Какие приготовит сюрпризы?..
— Кстати, о сюрпризах! — оживилась Тая. — Помнишь, зимой мы звонили в компанию по поводу твоего кирпича? И нам сказали, что директор, который дал тебе визитку, умер? Так вот, он жив! — Она торжествующе воззрилась на подругу, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Откуда ты знаешь? — изумленно проговорила Маруся.
— Да об этом все газеты писали. Вы что здесь, газет не читаете?
— Да нам сюда почту доставляют с опозданием. А последнюю неделю вообще не привозили — Нюрка Березкина заболела, и возить из Меховиц стало некому.
— Вот они, прелести сельской жизни: Нюрка Березкина заболела и все — полная оторванность от мира!
— А ты привезла эти газеты? — с Надеждой спросила Маруся.
— Нет, конечно, — удивилась Тая. — Зачем?
— Ну как зачем?! Когда мы теперь узнаем подробности?
— Да какие подробности? Обычная схема: хотели прибрать к рукам фирму, «заказали» владельца, да не того. Там целая банда орудовала. Главари сразу за границу мотанули, а здесь осталась мелкая сошка. Вот их и взяли.
— И Карцев уехал?!
— Какой Карцев? И что это ты так взволновалась? Вспомнила московскую мистику: «Ах, я видела его всего один раз, а такое впечатление, будто потеряла близкого человека»? Машка! Ты просто одичала в своей деревне. Здесь же нет никого! Мужиков, я имею в виду. А молодая здоровая женщина без мужчины жить не может и не должна. Вот поэтому тебе и лезут в голову всякие глупости. Надо что-то делать, пока ты совсем не свихнулась. Ну что ты улыбаешься-то, блаженная? Мне плакать хочется, а она смеется!
Маруся стянула с головы платок, бросила на корзинку, полную отборных боровиков, прислонилась спиной к теплому березовому стволу.
Было так тихо, так ясно, как случается только золотым осенним деньком. И столь пронзительно прекрасным казалось хоть и царственное, но все же увядание природы, что хотелось омыть его светлыми слезами.
И Тая, будто прочитав ее мысли, сказала:
— Завтра пойдут затяжные дожди, все здесь развезет по самые уши и в четыре часа будет уже темно. Туалет во дворе, баня раз в неделю и шесть километров до работы по расхлябанной дороге. Почта завязана на здоровье Нюрки Березкиной, а зимой выше крыши навалит снега...
— То, что ты сейчас говоришь...
— Я знаю, знаю — жестоко. Но не могу поверить, что отныне и вовеки это твоя жизнь. Я тоже не вижу пока выхода, но мне показалось, что ты как-то смирилась со своей участью, чувствуешь себя подвижницей и, вместо того чтобы искать варианты, приспосабливаешься к тому, что имеешь. Но это не всегда хорошо, а в данном случае просто трагично! Разве можно здесь найти свое счастье?
— Думаешь, нельзя?
Тая взглянула на ее сияющее лицо и ужаснулась:
— Господи! Только не это! Кто он? Пастух? Скотник? Дояр? Заведующий фермой? Я думала, меня уже ничем не удивишь...
— Скажите, пожалуйста, какая искушенная особа, что ее уже и удивить нечем! А если мне все же удастся?
— Тогда я одна очищу всю рыбу, которую мужики принесут с рыбалки.
И Маруся, оправдывая себя тем, что тайны все равно больше не существует, поведала изумленной подруге свою невероятную историю.
— Вот видишь, — заключила она, — как ты ни витийствуй, а свою судьбу на кривой козе не объедешь.
— А ты уверена, что это твоя судьба?
— Абсолютно уверена. Ведь ты подумай, стоило мне его увидеть, и моя прежняя жизнь разрушилась до основания. И не просто разрушилась, а отторгла меня и вынудила уехать именно сюда, в эту деревню. И кого я здесь встретила? Митю! Потому что с ним произошло все то же самое! Ты только вдумайся! Это же совершенно невероятно!