Но Маруся аборт делать не стала и первого сентября отправилась на занятия в университет. Дома тоже все быстро уладилось. Страсти улеглись, едва вскипев, и семейный совет постановил, что первоначальный шок был вызван не самим фактом появления ребенка, а неожиданным осознанием того обстоятельства, что дочка выросла и жизнь вступила в новую фазу, еще вчера казавшуюся такой далекой. Учебу решено было не бросать, академический отпуск не брать, а в случае особой необходимости пригласить няню.
И Маруся, поначалу совсем было упавшая духом, приободрилась. Особенно после того, как мудрая мама сказала:
— Манюня! Какое счастье, что он именно сейчас проявил свою гнусную сущность! Представь, что ты связала свою жизнь с этим гаденышем. Рано или поздно он все равно бы предал и тебя, и ребенка. Но тогда это действительно стало бы трагедией. Эй! Выше нос! Ты молодая, красивая, умная — вся жизнь впереди! И какая жизнь! Ты еще встретишь настоящего мужчину, а не этого сопливого недоумка. И не вздумай показать ему, что страдаешь — много чести! Просто скажи себе: «Это мое прошлое, ушедшее безвозвратно. Я вспоминаю о нем без грусти и отпускаю без сожаления...»
Маме было проще, она невзлюбила Романа с самого начала, считая его бесцеремонным, самоуверенным и примитивным.
— Любовь, конечно, зла, — многозначительно говорила она. — Но не до такой же степени! Неужели ты не видишь?..
Маруся не видела. Он казался ей сотканным из одних только достоинств. Конечно, в эту идиллическую картинку плохо вписывалась реакция на появление ребенка. Но ведь отец сам говорил, что в таком возрасте нельзя заводить детей — сначала надо получить профессию и возможность достойно содержать семью. А у Романа не было ни того, ни другого. Вот он и растерялся. Его можно понять. Такая ответственность! Он ведь, в сущности, еще мальчик, хотя в общем-то уже и мужчина.
Вот такая у нее была особенность, у Маруси: она все пыталась объяснить и оправдать и всегда искала, что сделала не так, где ошиблась, в чем сама виновата. Первой не нападала.
Наверное, поэтому горькая тоска постепенно сменилась уверенностью, что Роман вернется и все у них опять сложится хорошо. Она пыталась представить, как это будет, а главное, когда — до рождения малыша или после. И заранее знала, что простит и примет его обратно.
А Роману светила новая беда — осенний призыв. И Марина ломала голову, как отмазать сына от армии. Денег на взятку не было, но в запасе оставалось целых два варианта: жениться на беременной Марусе и получить отсрочку на год или устроиться в милицию и навсегда забыть о воинской службе.
Второе настоятельно советовал нынешний приятель Марины, работавший в МВД:
— Годок перекантуется постовым, поступит в Высшую школу и попрет наверх. Он парень башковитый, и я помогу.
Но романтика постовой службы амбициозного Романа никак не привлекала.
— Тогда женись, — сказала Марина. — Пропишешься у них в квартире, а там посмотрим.
И теплым сентябрьским вечером Роман шагнул к Марусе из глубины двора.
Через месяц состоялось официальное знакомство. Родители были сдержанны, Марина приторно любезна. В тот же вечер Роман перенес свои скромные пожитки в комнату невесты, а к Новому году сыграли свадьбу. А поскольку, хочешь не хочешь, надо было где-то работать, он все же пошел в милицию. Правда, постовым не трудился, сидел в отделении.
Из сегодняшнего дня их совместная жизнь в родительском доме виделась совсем по-другому, под иным углом зрения. Теперь она понимала, каким неприкаянным и бесконечно одиноким чувствовал себя Роман в их семье — незваный гость, бесцеремонно вторгшийся на чужую, враждебную территорию. Никто его здесь не ждал. Кроме Маруси, конечно. Но она училась, сдавала экзамены, жила веселой студенческой жизнью, а главное, теми таинственными процессами, которые в ней происходили. Роман существовал параллельно и тому, и другому.
Конечно, внешне все было комильфо. Никто не высказывал и не показывал своего раздражения, но ведь оно было. Было! Висело в воздухе. И в каждодневной утренней толчее — кухня, ванная, туалет, и в ночных его возвращениях с дежурства. Да в самом присутствии в доме инородного тела — «ни бзднуть, ни пернуть», как говорила старенькая отцова тетка.
И совсем другого мужа видели родители для своей единственной дочки и другого для себя зятя. И если это настоящий брак, то и заключают его на небесах, а не по необходимости: никто ведь не забыл, как Роман отнесся к известию о появлении ребенка. Да и какой из него отец? А какой, простите, из него муж?!
А как он ведет себя с ними, тестем и тещей! Не поговорит, ничего не расскажет. Да он и в глаза-то никогда не смотрит, вы заметили? А уж помощи какой дождаться — и мечтать не приходится. Истинный квартирант, честное слово.
— Сережа, — спрашивала мама, — ты снимаешь обувь, когда входишь в квартиру?
— Конечно! — с готовностью отвечал отец. — Я всегда снимаю уличные туфли и надеваю тапочки.
— Мам, — вступалась Маруся, — Юлька заплакала, и Роман побежал ее успокоить.
— Скинуть обувь — одна секунда.
Они говорили при нем, будто его и не было.
— Побежал бы в носках, невелика птица.
Это уже за глаза, вполголоса, чтобы не слышал.
— Пришел к нам с крохотным чемоданчиком, а в нем две старые майки, — делилась мама с подругами. — ...Да какой там английский! Он и на русском-то едва изъясняется, двух слов связать не может. А строит из себя Джеймса Бонда... Ему Сережа дубленку из Болгарии привез, чтоб не стыдно было на людях показаться. Так он даже спасибо ему не сказал!..
Первый Новый год Марина с дочкой Сашей встречали у благоприобретенных родственников. Все было хорошо, пока подвыпившая свекровь не подняла вопрос о прописке.
— Какая разница, где он будет прописан? — удивился отец. — Зачем это нужно? Эти сложности...
— Как это зачем? — опешила Марина. — Он женился на вашей дочери!
— Не вижу связи. Или все-таки есть связь? — повернулся он к Роману и закончил, не дождавшись ответа: — Жить они будут здесь, и прописку при этом менять совсем не обязательно.
— Как это не обязательно?! — Лицо Марины пошло красными пятнами, и в последующие десять минут Марусины родители услышали много интересного и о себе, и о своей шлюхе дочери, и о будущем внуке-недоноске.
Роман тщетно пытался остановить разбушевавшуюся мамашку и наконец просто сгреб ее в охапку и выволок из квартиры. Маленькая Саша, рыдая, кинулась следом.
Больше они не встречались до тех самых пор, пока, десять лет спустя, не стало родителей. Марина немедленно возникла из небытия и захватила бразды правления. Теперь у нее были ключи от квартиры, она всюду совала нос, лазила по шкафам и учила их жить.
— Куда вы тратите деньги? — раздраженно вопрошала свекровь. — Вы же получаете приличные зарплаты, а в кошельках ветер свищет. ...Где ты откопала такой кошмарный тюль? Это же совсем вкуса не иметь! ...Ну как ты режешь капусту! Кто вообще так варит щи? ...Вы посмотрите, что у вас в гардеробе делается! Там же черт ногу сломит!
Особенно доставали ночные звонки в тот заветный, драгоценный час, когда Маруся наконец ложилась в постель и раскрывала книгу.
— Если тебе наплевать на мужа, — петушилась свекровь, — то подумай хотя бы о дочери! У вас же постоянно пустой холодильник! А хлеба вообще никогда не бывает. Если я не принесу, никто даже не почешется. Ты вообще когда-нибудь вспоминаешь...
— Марина Авдеевна! Ложитесь спать! — бросала трубку Маруся.
Но обескуражить свекровь было не так-то просто — телефон звонил не переставая. И Маруся знала: терпения у свекрови хватит до утра.
— Роман! — истошно кричала она в гостиную. — Это тебя!
Тот, не отрываясь от телевизора, снимал трубку и бросал ленивое «да-а», потом недолго слушал возмущенное кудахтанье мамаши и взрывался:
— Слушай! Что тебе надо? Спи давай!
Больше Марина не пыталась достучаться до каменных сердец «хреновых детишек», но требовалось еще какое-то время, чтобы восстановить порушенное душевное равновесие.