— Человек, похожий на Генерального прокурора, — саркастически перебил Медведев. — Это ты!
— Повторяю: я не знала, что она там рисует!
— Вы собирались выставить эту картину в музее!
— Да нет же! Там висит работа Кузьмы!
— А зачем оставили в доме, где ее мог увидеть каждый?!
— Да иди ты в баню!
— Вот ты и иди!
— Ступайте-ка вы туда оба, — предложил генерал. — Так сейчас друг друга в боевом задоре веничками отхлещете...
— Нет! — гордо отказалась Маруся. — Я пойду одна. И прекрасно обойдусь без доморощенных банщиков!
Она собрала кое-какие вещички, прихватила косметичку и отправилась париться. Разделась в предбаннике, зашла в моечную. Ну и жарища! Что же тогда делается в парной?
Маруся приоткрыла дверь. Столбик термометра остановился на отметке восемьдесят пять градусов. Она замотала голову полотенцем и шагнула в пахнущее эвкалиптом пекло.
Едва она устроилась на полке, как в парилку с деловым видом вошел Митя и, не обращая на нее ни малейшего внимания, открыл печную заслонку и плеснул в раскаленное чрево водой из ковшика.
— Ты что себе позволяешь? — закипела Маруся. — Немедленно убирайся отсюда!..
Но тут ее накрыла обжигающая волна горячего воздуха, и стало невозможно не то что говорить — дышать. Митя между тем, покрутив у нее под носом можжевеловым веничком, жестом предложил лечь на лавку, и она сердито повиновалась.
Сначала он просто махал веником, и Маруся чувствовала, как прокатываются по телу жаркие волны, потом она ощутила легкие похлопывания, которые становились все сильнее, и вот он уже хлестал ее, что называется, от души.
— Переворачивайся на спину!
— Митя, все! Больше не могу! Выпусти меня отсюда!
— Пока рано.
— А ты ждешь, чтобы стало поздно? Все, Митя, пощади! Мне уже плохо!
— Сейчас будет хорошо!
Он взял ее за руку, стащил с полки и стремительно увлек за собой в моечную, оттуда в предбанник, потом наружу и дальше, вниз, по горке к ручью.
Маруся и опомниться не успела, не успела даже понять, что именно происходит, как над головой у нее сомкнулась ключевая студеная вода. Это был шок! Она словно взорвалась изнутри и, вынырнув на поверхность, с выпученными, как у рыбы, глазами, судорожно глотала воздух широко распахнутым ртом.
Но он уже выдернул ее из воды, столь же молниеносно вознес на горку и, вернув в исходное положение на полке в парилке, поддал парку.
— Мить, ты что творишь? — захлебнулась она новой порцией горячего воздуха и даже лицо прикрыла от невыносимого жара.
— А что такое? — невозмутимо отозвался он, вновь орудуя веником.
— Нас же могли увидеть! Из-за картины скандалил, а тут...
— Да кто увидит-то? Дачников еще нет, а деревня в это время спит без задних ног.
— Ну, мало ли. Случайный прохожий. И потом, ты должен был предупредить! У меня чуть сердце не остановилось!
— Но не остановилось же!
— Ты не инвестор, — догадалась Маруся. — Ты убийца!..
— Пойдем, я потру тебе спинку, замолю свои грехи...
Они вышли в моечную, и Маруся нежилась под его руками, вдыхая аромат жасминового геля. Из мира грез ее вырвало ведро ледяной воды, которое Митя хладнокровно вылил ей на голову.
— Ах, ты!.. — задохнулась Маруся. — Твое счастье, что у меня сейчас сил нет, а то бы я тебе показала Кузькину мать.
— Как это нет сил? — удивился Митя. — А кто же будет меня веником охаживать? Это нечестно!
Силы нашлись, и Маруся вернула долг, с остервенением отхлестав его веничком.
— Эй, Машка, поосторожней! Ты отобьешь мне жизненно важные органы!
— Ничего-о, — злорадно протянула Маруся, работая веником, — за одного битого двух небитых дают.
— За битого кого? — уточнил Медведев.
— Кое-кого...
В моечной, после парилки, царила блаженная прохлада. И уже она терла его душистой мочалкой, скользя вслед за ней ладонью по смуглой гладкой коже.
В предбаннике, одеваясь, Маруся посетовала:
— Ну вот, обещал, что буду как новенькая. А из меня словно все кости вытащили — еле не ногах стою.
— Ничего, это приятная усталость. Сейчас напою тебя чаем, и уснешь как убитая.
— Ой, нет, Митя, ничего не хочу — только лечь...
В своей комнате она с наслаждением растянулась на прохладных простынях, воскрешая в памяти картинки банного приключения, когда дверь распахнулась и на пороге появился Митя, держа в руке дымящуюся чашку.
— Вот выпей сладкий чай с лимоном. После бани обязательно надо пить — организм потерял много жидкости.
— А почему говорят «спит без задних ног», как ты думаешь? — поинтересовалась Маруся, принимая чашку. — Какая здесь этимология?
Он присел на краешек кровати, глядя, как она усердно дует на обжигающий напиток.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Да, — честно ответила Маруся.
А под утро, когда Митя ушел в свою комнату, она, уже засыпая, решила, что, раз уж ей на долю выпало такое вот однобокое счастье, не стоит омрачать его обидами и пустыми мечтами. Не можешь получить то, что хочешь, насладись тем, что имеешь.
28
Наслаждаться однобоким счастьем удалось еще два дня, до среды, когда состоялось открытие музея.
Все шло по заранее разработанному сценарию. Сначала Горюнова со свитой приветствовали дети — Марусины первоклашки. Пели песни, читали стихи и даже станцевали матросский танец. Настроение было задано.
Потом в фойе фабрики состоялся импровизированный митинг, основным и единственным докладчиком на котором стал Горюнов.
— Самое главное, — сказал он, — правильно выбрать направление, в котором предстоит двигаться. Наш приход в сельское хозяйство — это точный расчет. В данной отрасли сегодня практически нет конкурентов. И наша с вами задача не просто хорошо поработать на этом «непаханом поле», но и стать его собственниками.
Что для этого нужно, кроме самого главного — человеческого фактора? Три кита, на которых мы построим свое благополучие. Во-первых, инвестиции. И они у нас есть, благодаря прежде всего моему другу и партнеру Дмитрию Медведеву. Во-вторых, точно выдержанные технологические процессы, и, в-третьих, высококлассные сорта сельскохозяйственных культур и высокоэлитный скот.
Нашей визитной карточкой станут свиньи, да такие, каких здесь еще не видывали. А помогут нам в этом наши английские друзья и теперь тоже партнеры...
Он вклинился в толпящиеся за спиной «сопровождающие лица» и вывел на передний план двух невзрачных мужичков.
«И почему это по иностранцам, даже таким вот неказистым, сразу видно, что они именно иностранцы?» — подумала Маруся.
— Вот, прошу любить и жаловать! Сэмюэл Тренч и Эдвард Теннисон — лучшие свинари Туманного Альбиона. Жаль только, что по-нашему ни тпру ни ну, ни ку-ка-ре-ку.
«Свинари» глупо улыбались, как обычно улыбаются люди, сознавая, что речь идет именно о них, но ни слова не понимая на чужом языке.
— Это, конечно, наше упущение — не взяли с собой переводчика, вот они теперь и стоят, как два барана.
— А у нас есть свои переводчики, не хуже ваших, — сказал Крестниковский и поискал глазами Марусю.
А та ничего не видела и не слышала, стояла, прислонившись спиной к свежевыбеленной стене, и вспоминала минувшую ночь.
Она была совсем другая, эта ночь, не похожая на прежние, полная нежности, а не страсти.
О, Маруся знала цену этой нежности! И не потому, что имела богатый сексуальный опыт — отнюдь. А просто чувствовала, ощущала всем своим, существом, чем она отличается от мгновенного телесного порыва.
Эту нежность требовалось выстрадать, вымечтать, научиться принимать, как подарок. Потому что страсть питается вожделением, а нежность — это уже любовь. А Митя этой ночью был с ней нежен...
Наташе пришлось несколько раз дернуть ее за рукав, чтобы вернуть к реальности.