– А как тебя сюда затянуло? – задала следующий вопрос.
Повелитель хмыкнул и, отпив из кубка, сказал:
– Практически так же, как обычно.
Это его «практически» почему-то царапнуло, а Волков продолжил:
– После того как ты сделала то, что сделала, – тут прозвучала некоторая угроза, – я очнулся в своей квартире, принял душ, выпил кофе, а потом упал в кресло, прикрыл глаза, и меня снова затянуло.
– Так обыкновенно?
– А ты, Машунь? – задал встречный вопрос он. – Как это было?
Я погрустнела и шмыгнула носом. Признаваться вообще-то не хотелось, но Волков глядел настолько пристально, что я сдалась:
– Ну… Понимаешь, после вероломства лорда Сириса так грустно стало, что я решила избавиться от коллекции любовного фэнтези, и…
Я запнулась под излишне хищным взглядом карих глаз и испытала сильное желание заклеить рот пластырем. Просто сообразила, что зря упомянула ректора, и через миг вывод подтвердился:
– Кстати-кстати, – в голосе Алекса опасные нотки прозвучали, – что там в академии произошло?
Я смутилась сильнее прежнего и даже ручки свои шаловливые под стол спрятала, только идейный противник был непреклонен.
– Рассказывай, Брехунько! – строго приказал он.
– Да о чём тут говорить? – Я опечалилась ещё сильнее. – Сирис оказался демоном и владельцем той самой собачки, за которой вы всей Чёрной стрелой гонялись. И он, невзирая на все каноны романтического фэнтези, – тут я совсем пригорюнилась, – собирался отдать меня императору, на опыты.
– На какие ещё опыты? – не понял Волков.
– Ну то есть на пытки, – со вздохом пояснила я.
Идейному противнику понадобилась пара секунд на переваривание информации, после чего прозвучало удивлённое:
– Тебя собирались пытать?
– Они заподозрили неладное. Решили, что настоящая Мари Брехунье не может быть настолько талантливой и чудесной, а значит я – подделка. Ректор сказал, что во мне признали демона и хотели этого демона изгнать, и попробовал прошантажировать…
– В каком смысле «прошантажировать»?
– Требовал, чтобы я замуж за него вышла. Взамен обещал спасение.
– Да-а-а?
Теперь в интонациях идейного противника зазвучало веселье, и я, глянув исподлобья, сообщила, что ничего смешного тут нет.
– Не смешно, Машунь, это когда ты без предупреждений переносишь нас в родной мир, – резко посуровев, огрызнулся Волков. – А то, что любимые тобою каноны не сработали – это ржач.
Я сложила руки на груди и громко засопела в ожидании извинений, только Алекс не среагировал. Хуже того – взял и продемонстрировал совершенно хамские, абсолютно мужланские манеры, заявив:
– Эта ваша бабская фигня, ваши так называемые каноны вот уже где. – Он провёл пальцем по горлу и добавил веско: – Вы достали!
– Сами достали, – не осталась в долгу я.
Собеседник глянул с насмешкой, а я признала себя самой нелогичной девушкой в мире. Просто он – гад, негодяй и зараза, и по моим меркам мы не виделись всего несколько часов, но я умудрилась искренне соскучиться. Причём настолько, что в данный момент, невзирая на его зубоскальство, хотелось подойти, прижаться, проверить на ощупь плотность мускулатуры, поводить пальчиком по короткой щетине и, может быть, поцеловать… Ну так, слегка.
К счастью, одной попаданке всё же хватило сил остаться на месте и даже буркнуть изобличающе:
– Дурак.
Алекс возражать не стал. Не попёр, как говорится, против истины.
А спустя ещё миг меня посетило неприятное осознание. До меня вдруг дошло – Волков тут полгода! То есть пока я всеми силами храню этой ехидне верность, он целую прорву местных женщин пере… мм-м… любил.
– Ты… – осознав сию информацию, злобно прошипела я.
В ответ услышала ожидаемо-насмешливое:
– Что, Машунь?
Хотела сказать, уличить, но потом подумала и язык всё-таки прикусила. Не сейчас. Нужно подгадать момент, а то он со своим скудоумием точно неправильные выводы сделает. Решит, что ревную, или ещё какую-нибудь фигню сочинит.
В общем, пришлось собрать волю в кулак, гордо вздёрнуть подбородок и, стараясь не сильно скрипеть зубами, повернуть разговор в другое русло.
– Всего полгода, а ты уже целый повелитель? Как тебе удалось?
Соотечественник заломил бровь, намекая, что вопрос не понят.
– Как-то быстро для тебя, – пояснила я. – Где присущий вашему жанру натурализм? Страдания, кровища, боль? Отсутствие халявы?
Волков выдержал паузу, затем фыркнул и сказал:
– В нашем жанре тоже по-разному бывает.
Теперь не поняла я, а собеседник…
– У тебя, Брехунько, учусь.
Увы, но я снова не сообразила. Только озвучивать своё непонимание всё же не стала – чуяла, что если поинтересуюсь, меня точно тупицей обзовут.