– А потом началась война, – в глазах Аглаи отразилась тоска. – Великая Отечественная война. Мужчины и многие женщины общины на фронт ушли – в этом вопросе ни у кого не было дилеммы. Когда грозила большая беда община всегда убегала, но не в этом случае. Враг пришёл, значит нужно сражаться вместе со всеми, даже если ты живёшь особняком и в остальное время огораживаешь себя стеной леса. Те, кто остались – женщины, старики, дети – тоже не остались в стороне. Когда фашисты вторглись в эти места, помогали партизанам. За что и поплатились. Люди леса обладали силой Луны, но она оказалась беспомощной против карательного отряда, против автоматов и пулемётов. Сбежали единицы, среди которых была и я, тогда ещё молодая женщина. Остальных, включая старейшин, фашисты загнали в наш храм, чтобы сжечь заживо. Я видела всё, что тогда происходило. Пряталась в зарослях камыша у пруда и смотрела, давясь слезами. Вокруг щебетали птицы, лес шумел, но я уже воспринимала эти такие родные звуки по иному, словно какую-то погребальную музыку. Немцы подожгли храм. С каким же холодным равнодушием на лицах они это сделали! Будто внутри вовсе и не было людей. Хотя, они не могли не слышать этот многоголосый плач – я до сих пор его слышу. Боль, отчаяние, страх… В какой-то момент мне захотелось выйти из своего укрытия, чтобы принять смерть вместе со всеми. Но сдержалась. Храм разгорался. Фашисты стояли вокруг него, готовые пустить в ход автоматы, если кто-то вздумал бы сбежать через окна. Огонь взбирался по стенам, а я лежала в камышах и думала, что там, в храме, сейчас задыхаются от дыма мои мать с дедом, мои подруги… Я как наяву видела их искажённые мукой лица. Рассудок балансировал на грани, я просто чудом не потеряла сознание. А потом случилось нечто очень странное: плач и крики резко прекратились, послышался мощный вибрирующий гул. Немцы начали растерянно расступаться, а возле храма словно бы всё застыло, как на фотоснимке. Пламя, дым – они были недвижимы. Затем огонь и дым просто в воздухе растворились, а по стенам поползла чернота – густая, как патока, плотная. Она буквально обволакивала храм. Чёрные щупальца заволокли окна, опутали крышу. У немцев не выдержали нервы, они принялись истерично палить по храму из автоматов. А чернота тем временем окутала всё здание, его словно космическая тьма поглотила. Удивительное зрелище, жуткое и завораживающее. Гул стал такой, что земля дрожала. Воздух наполнился какой-то странной энергией – я лежала далеко от того места, но у меня по коже будто бы мураши бегали, а волосы, казалось, шевелились. Даже не представляю, что ощущали немцы, которые практически в эпицентре находились. Впрочем, большинство из них бросилось бежать. Опутанный чернотой храм вдруг стал размытым, его очертания смазались. Он замерцал и растворился в воздухе, словно его и не было. Просто исчез. Гул прекратился. Фашисты пришли в себя и поспешили убраться восвояси. А я выбралась из камышей и обнаружила на том месте, где храм стоял, лишь чёрную, будто выжженную землю.
Аглая вздохнула, глядя на луну. Её глаза влажно блестели.
– Так закончилась история лесной общины. Куда исчез храм? Куда пропали люди, которые в нём находились? Эти вопросы я задавала себе всю жизнь. Одно знаю точно: эти люди избежали гибели, иначе какой во всём этом смысл? Мне часто потом снился храм – чёрный как смоль, посреди густого тумана, словно потерянный во времени и пространстве. От него веяло тоской и одиночеством. Да, иногда цена спасения слишком высока…
Грыжа давно присматривалась к дому Аглаи, но, как и остальные жители деревни, она боялась проклятия покойной ведьмы: «Кто переступит порог моего дома, тот сдохнет страшной смертью!» Жутковатая угроза.
Однако жадность оказалась сильнее страха. Этим утром Грыжа растормошила своего нового сожителя Кольку Ефимова и буквально заставила его пойти с собой к дому Аглаи. О сбежавшей девять дней назад Маше она даже не думала. У неё была иная цель: мародёрство. В избе ведьмы ведь должно найтись хоть что-нибудь ценное? То, что можно продать. А всякие там проклятия… Да, страшновато, но всё это может оказаться глупым суеверием. Кто не рискует, как говорится…
С собой прихватили бутыль самогона для храбрости и бодрости. Возле двора Аглаи выпили по стакану. Грыжа пыталась заставить Кольку зайти в избу, но тот упёрся: «Что угодно сделаю, но только не это. Сама иди, коль такая смелая». Поругались, поскандалили. Выпили ещё и помирились.