Так нет: мало, мало ему. Знает, умник, чем зацепить.
– Изучи пока, я позвоню тебе, когда понадобишься, – бросил ей вслед Антонио.
Закрывая ногой дверь его кабинета, Маша ещё не обрела дар речи.
В коридорах Центра было непривычно пусто, колыхались от сквозняка прозрачные шторки на окнах, и эхо отзывалось на каждый шаг.
– Ненавижу тебя, – сказала Маша двери ещё раз, чтобы уж наверняка, и ушла к себе.
В папке лежало несколько дел двадцатипятилетней давности: девочка шагнула с набережной в воду, школьник погиб при странных обстоятельствах, и, кажется, ещё кто‑то выпал из окна. От листов пахло пылью. Вероятно, каждое в отдельности и было любопытным, но за сроком давности уже не подлежало раскрытию. Но под стопкой пожелтевших бумаг нашлись свежеотпечатанные документы.
Маша уже видела их – девчонку‑подростка нашли мёртвой в городском парке, и думать тут, конечно, можно было всё, что угодно, вот только причину смерти так и не установили. Девочка выглядела совершенно спокойной, на её теле не было повреждений, и даже самое тщательное вскрытие ничего не показало, кроме того, что Алиса мертвее всех мёртвых.
Маша не взглянула на закипевший чайник, зачем‑то включила компьютер и понаблюдала за тем, как ползёт по экрану цветная змейка загрузки. Покосилась на телефон: Антонио звонить не торопился.
Она ещё раз перелистала досье девочки. Ничего любопытного – родилась в обычной семье, училась в школе, занималась танцами, и в сентябре ей исполнилось бы четырнадцать лет. Обычный подросток, впрочем, как и остальные трое в этой компании. Маша не могла понять, зачем Антонио собрал все четыре дела вместе, разве только из‑за возраста.
Маша скользнула взглядом по координатам школ. Той, в котором учились убитые со сроком давности дети, давно уже не было. Вместо школы там расположился то ли колледж, то ли курсы повышения квалификации. А парк, в котором нашли Алису, был вообще на другом краю города. Если бы совпадало хотя бы место смерти, Маша заподозрила бы аномалию или не в меру разгулявшуюся сущность, а так…
Она подняла телефонную трубку, в задумчивости покусала ноготь.
– Семнадцатая гимназия. С вами говорит следователь Центра. Будьте добры переслать мне актуальный список учителей. Да, всех, которые работают с детьми. Да, обслуживающий персонал тоже было бы неплохо. Нет, строителей, которые приходили прошлым летом, не обязательно. Спасибо.
Маша долго рылась в базах данных, пока не нашла данные об учителях исчезнувшей школы. Дотошно сравнила их со списками учителей семнадцатой гимназии: ни единого совпадения.
– Тьфу, – сказала Маша с чувством глубокого удовлетворения. Антонио был неправ – возможно, смерти и могли показаться похожими, но внешнее сходство ещё ничего не обозначало. Нужно разбираться детально в каждом случае. Точнее говоря, в последнем случае. В предыдущих трёх уже не разберёшься.
Она всё‑таки налила себе чаю и ещё раз перелистала базы данных по исчезнувшей школе. Любопытная деталь: если верить документам, трое детей погибли как раз в тот момент, когда у класса сменился руководитель. Как, интересно, связаны эти факты? Может быть, бывшего уволили в связи с профнепригодностью?
Чай неприятно горчил, и Маша отставила кружку, снова уставившись в компьютер. Что, если поговорить с кем‑нибудь из одноклассников убитых? Наверняка такие вещи хорошо запоминаются. Она пролистала списки класса – всего двенадцать человек. Прижала к щеке прохладную телефонную трубку.
– Мартимер, я сейчас вышлю тебе список людей, мне нужны их телефоны и адреса, по возможности, если эти люди живы, конечно.
– Ага, – чуть отстранённо отозвался Мартимер из телефонной трубки. – Высылаешь? Ага, получил. Ты смеёшься? Это же твоя мама.
Мгновение она не мигая смотрела на экран, потом поняла: та тринадцатилетняя девочка в списке класса действительно её мать, не однофамилица, не опечатка в электронном реестре.
– Так что, найти тебе её телефон и адрес? – меланхолично поинтересовался Мартимер.
– Нет, ищи всех остальных.
Маша положила трубку. Звонить или нет? Дело есть дело, и у неё нарисовался замечательный шанс узнать, что же на самом деле произошло в том классе. С другой стороны, мама никогда не отличалась болтливостью. В третьей стороны – отпуск, в который Антонио её не отпустит с нераскрытым делом, нет‑нет, тут уж хоть тресни.
Телефон отозвался утомительно долгими гудками.
…Маша поднялась и открыла окно: ей вдруг стало невыносимо душно.
– Но ты же можешь рассказать мне, почему погибли трое твоих одноклассников?
– Я мало что знаю о том деле. Лучше поговори с нашей классной. Ей тогда досталось из‑за этих смертей, она должна помнить. – Голос мамы был делано‑безразличным. Именно таким, каким говорят, если стремятся всеми силами обозначить свою непричастность.
– Я не понимаю.
– Я помню её имя – Раскольникова Елизавета Николаевна. Поищи по своим каналам. Я уверена, это будет несложно.
– И на том спасибо, – выдохнула Маша, хотя её так и тянуло высказать, что имя учительницы она и так знает. Компьютер перешёл в ждущий режим, телефонная трубка замолчала.
– Всё? – спросила мама.
– Да. Пока.
Оборванное вышло прощание. Маша села в кресло и повозила мышкой по столу – компьютер ожил. Раскольникова Елизавета Николаевна. Если верить документам, проработала в школе месяца два, не больше. Не удивительно, если при ней покончили с собой трое учеников.
Она жила в спальном районе, где оранжевые свечки высоток подтыкали прозрачное небо. На детской площадке было пусто, в палисадниках цвёл жасмин. Маша прорвалась через препятствие кодового замка, и в чистом подъезде быстро нашла квартиру.
Тогда она впервые пожалела о том, что надела платье. Как знак мести Антонио оно вполне подходило, но в глазах бывшей учительницы не добавило бы Маше и капли серьёзности и профессионализма. Она замерла под дверью, вздохнула и надавила на звонок.
Дверь открыли почти сразу. На пороге возникла стройная женщина в тёмном не по‑летнему платье. Светлые волосы, стянутые на затылке, спускались почти до поясницы. Учительница она там была или нет, но в её присутствии Маша вдруг оробела.
– Здравствуйте. Вы Елизавета Николаевна?
– Да, это вы мне звонили? Проходите.
Она посторонилась, впуская Машу. Вся квартира была наполнена солнечным светом. Походя Маша рассматривала толстые научные книги на полках, путалась в названиях – слишком длинные слова.
– Я так понимаю, вы пришли из‑за тех случаев в школе. – Елизавета усмехнулась. – Да уж неужели в тот раз не закончили?
Они расположились на кухне.
– Видите ли, похожие смерти детей повторились. И мне передали это дело только сегодня, а до этого его вёл другой следователь.
Елизавета смотрела на Машу очень внимательно, и та мысленно не прекращала ругать себя. Ещё бы – девчонка в мини‑платье, какой следователь! Сейчас выскажет все свои мысли по этому поводу.
– Спрашивайте, что хотели, – только и произнесла бывшая учительница, усаживаясь за стол напротив Маши. – С тех пор я никогда не работала в школе, но до сих пор преподаю в университете. Биологический факультет. А вы случайно не дочь той самой Веры Орловой?
– Совершенно случайно, – кивнула Маша.
Елизавета положила локти на стол, чуть склоняясь к ней.
– Надо же, как тесен мир. Вера была первой красавицей в моём классе.
Маша ждала вопросов и охов‑вздохов, но ничего подобного.
– Расскажите мне о случаях с детьми. Что произошло?
В окна подглядывало искреннее солнце. На пятнадцатом этаже – слишком высоко, чтобы слушать шум машин и разговоры прохожих – пели птицы. В светлой кухне с белыми шторками на окнах и старомодными вязаными кружевами на полочках, пахло далёкими мирами. Маша не представляла, что история будет такой долгой.
– Когда я приехала в этот город по направлению, мне сразу же дали восьмой «А». Разумеется, я понятия не имела, что с классом что‑то не так. Но как выяснилось, одна смерть уже произошла – девочка выпала из окна, как вы знаете. Буквально сразу после этого умерло ещё два ребёнка. Дела замяли под каким‑то благовидным предлогом, то ли повесили на маньяка, то ли сочли суицидом, я уже не помню. Но потом я выяснила. Мой класс… видите ли, я приехала издалека, не сразу разобралась, а когда разобралась, то не могла поверить. Дети вызвали фантом города, который вырос и стал съедать их друг за другом. Он черпал силы из их жизней.