– Как умерла Руслана?
Никакая это была не тайна. Даже напротив – ещё один козырь, который следователь вытащил из кармана и шмякнул на исцарапанный стол перед Машей: смотри, любуйся, радуйся, это ты во всём виновата.
– Выпрыгнула из окна, как и её дочь. Всего из класса остались живы шестеро человек. Мы охраняем каждого из них, но понятия не имею, как долго ещё сможем удерживать фантом. И что, если он пойдёт убивать других людей?
– Он не пойдёт, – сказала Маша просто потому, что если бы не сказала – у неё свело бы скулы. – Ему нужны только эти, потому что…
Она захлопнула рот, так что клацнули зубы. Владислава вздрогнула у противоположного края стола. Маша поняла, что уже поддаётся на их игру, играет вместе с ними, и уже готова всё принять. Ах как недолго она всё‑таки выдержала.
Следователь сделал вид, что ничего не заметил.
– Но ведь раньше он убивал и других, да?
– Верно. Но это была вынужденная мера. Он должен был стать сильнее, а теперь… – Она снова играла их краплёной колодой, но испытывала почти физическую боль от невысказанных слов. Как же сложно молчать. Невыносимо. – Теперь ему нужны только они. Он должен стать ещё сильнее, чтобы победить.
Она замолчала, глотая остальные слова. В горле от них першило.
Молчание вытянулось такой долгой минутой, что следователь с грохотом отодвинул стул и в несколько шагов приблизился к Маше. Он взял её за плечо и заставил подняться. Костистые пальцы больно впивались, и Маше приходилось смотреть ему в глаза.
Он так же не спал – как она, и точно так же – не мог выбраться из заколдованного круга мыслей. Только у него была дорога к выходу, а у Маши – нет. Она‑то знала, что дорога призрачна, а все двери давно захлопнулись.
– Договаривайте, – сказал он. Сжал и разжал пальцы. Хотел бы ударить, но почему‑то остановился. – Не вынуждайте меня.
Она уже знала, что на этот раз скажет правду.
– Фантом должен стать сильнее, чтобы победить того, первого. Или победить, или умереть. Два не могут ужиться в одном городе, и разойтись не могут, потому что оба рождены здесь. Скажите им. Скажите моей маме, что они сами во всём виноваты. Какого демона они его вызвали? Второй фантом сожрёт их, чтобы сделаться сильнее первого.
Следователь отпустил её плечо, и Маша упала на стул, тяжело переводя дыхание.
– Владислава Григорьевна, – сказал он презрительно холодным тоном. – Вы готовы? Мы можем начинать.
Угрюмые голые стены без окон. Комната была размером с баскетбольную площадку, и выстелена чем‑то бело‑чёрным. Маша не сразу поняла, что перед ней – огромный лист пенопласта, утыканный булавками. Они стояли так плотно друг к другу, что превращались в огромный игрушечный лабиринт, в переплетение сумасбродных узоров.
– Что это? – Руки всё ещё были скованы за спиной, и снимать наручники, похоже, никто не собирался, потому Маша ограничилась быстрым кивком.
– Результат двухлетней работы Владиславы Григорьевны, – с чуть заметной гордостью произнёс следователь, запирая дверь изнутри.
Тут – у порога была площадка два на три шага, Влада опустилась на корточки, провела рукой над ровными строями булавок. В воздухе щёлкнуло, как будто вырвался электрический разряд.
– Влада, – начала Маша и замолчала.
Та впервые за всё их знакомство заговорила – её голос был сродни шёпоту трав под летним ветром. Маше приходилось напрягать слух, чтобы разбирать слова.
– Это лабиринт, в который можно поймать фантом города. Раньше я создавала только небольшие для мелких сущностей. А этот у меня не было возможности протестировать. Наверное, будем разбираться по ходу. Идите в центр. – Она не поднялась с корточек, и растопыренные пальцы застыли над ровным строем булавок.
Следователь достал ключ от наручников.
Маша стащила кроссовки, не расшнуровывая, и босиком ступила на пенопласт. Дорожка между булавочных сооружений была узкой, так что едва помещалась ступня. Коридоры переплетались и выводили её вовсе не в центр, Маша пробовала перешагивать через несколько булавочных строёв сразу, но чёрный металл впивался в кожу, и никак не выходило поставить ногу поудачнее. Идти пришлось, как лабораторной мыши, выбирая дорогу самостоятельно. Только иногда Влада догадывалась подсказать:
– Налево. Нет, третья развился. Ещё раз налево.
Маша обернулась, когда оказалась в центре: фигуры следователя и Влады отсюда казались почти нереальными.
– Приступайте, – разрешил следователь.
В центре лабиринта негде было даже присесть. Она стояла, по‑солдатски сдвинув ноги вместе, и пыталась держать равновесие. Голова шла кругом, и как вызывать сущность в таком положении, Маша понятия не имела. Она и в более удобных позах не всегда могла призвать.
«Точно ведь ничего не получится», – подумала Маша и всё‑таки закрыла глаза.
Мир вокруг, судя по ощущениям, тут же завертелся бело‑чёрным хороводом.
Солёным капнуло на губы. Маша, плюя на всё на свете, стояла на коленях, одной ладонью упираясь в пол. Попавшие под её давление булавки гнулись или втыкались глубже в пенопласт.
Не открывая глаз, она вытерла кровь. Бессмысленно – из носа опять потекло. Влада что‑то говорила, не замолкая. Что – Маша уже не слышала за постоянным гулом в ушах. То, что она ощущала, было настолько огромным, что протолкнуть его в угольное ушко собственного сознания просто не представлялось возможным. И вернуться назад она тоже не могла. Притянутая сущность намертво вцепилась невидимыми пальцами, обхватила сзади, присосалась, теперь не отцепишь.
Влада говорила – и уже почти кричала, – а в общую какофонию звуков вклинился голос следователя.
– Прекратите.
Она не поняла смысла сказанного.
– Прекратите!
Кое‑как Маша открыла глаза. Пенопласт перед ней был весь заляпан кровью – светло‑алой, нестрашной, но всё‑таки кровью. То, что стояло у неё за спиной, коснулось плеч и снова потянуло к себе.
– В лабиринте ошибка, – вдруг очень чётко произнесла Влада, как будто стояла в шаге, не дальше. – Он не проходит. Не получится! Уходи!
Машу тряхнуло. Она ощутила, как хватка не‑жизни начала ослабевать. Гудение в ушах сделалось на полтона тише. Она смогла поднять голову. Фигурки у двери теперь ещё и расплывались.
– Выходите, – сказал следователь.
«Выходите, – передразнила его Маша, правда, мысленно. У неё не хватило бы сил говорить вслух. – Это он дельно придумал».
Булавочные коридоры двоились и троились. Она едва дошла сюда, а теперь предстояло продраться назад. Ладонь была вся в мелких уколах, о коленях не хотелось даже думать.
– Выходите, за вами туда никто не полезет.
– Я исправлю ошибку в лабиринте. Мне нужно от силы два часа, только все булавки остались дома, – говорила Влада, как будто оправдывалась за невыученный урок.
Следователь ни слова не произнёс, но смотрел безрадостно. Маше было всё равно: ни думать о том, что будет дальше, ни попытаться вникнуть в происходящее. Она еле добралась до казённой кровати и упала, сразу же проваливаясь в беспамятство.
Она знала только, что Влада не вернулась. Знала из разговора следователя с одним из конвойных. Впрочем, знание этого витало в воздухе, как предчувствие грозы, влажное душное ощущение.
С Маши сняли наручники уже в коридоре, и дальше повели почти свободной. Мысленно она всё ещё плавала в оборванном куске сна и не особенно воспринимала реальность, потому и не удивлялась.
– Никакого понятия о законности, – резко высказывал следователь. – Нелегальное применение паранормальных способностей, видите ли. Говорят, это должно быть согласовано с Центром. Где согласие? Нет согласия. Девчонку держат в застенке. Равноценный обмен, говорят. Без Влады мы ничего не сделаем.
Дневной свет после приглушенных белых ламп заставил Машу зажмуриться. Свет лился в огромные квадратные окна. В холле рядом с КПП её ждала Сабрина. Непривычно – она была в форме, вот только без оружия. Наверное, заставили сдать.