Сабрина без усилий прошла мимо заклинивших створок следом за Антоном. Вета ещё постояла на открытом воздухе, воображая, что видит чистое небо в последний раз, и Город потянул её внутрь.
В просторном холле было пусто и тревожно. Лысеющий охранник, крест‑накрест перечёркнутый оружейными ремнями, махнул рукой в сторону пропускных терминалов.
– Это началось примерно в четыре утра. Электричество выключили, я звонил на подстанцию – там ничего понять не могут. Вместо воды из кранов хлещет какая‑то чёрная дрянь. Запах болота. И ещё это… слышите? Слышите, да?
По пустым коридорам разнёсся жуткий скрежет металла об металл, долгий, переходящий с одной ноты на другую, жуткий и говорящий. Вета вздрогнула.
– Скрипач, – чётко выговорила Сабрина, развернулась и ушла в сторону шахты лифта.
– Не работает, – крикнул ей вслед охранник.
– Ключи от выхода на крышу, – потребовал Антон.
– У старшего по смене.
На двадцатый этаж они пришли чуть запыхавшись: Антон и старший по смене, бряцающий связкой магнитных ключей. Сабрина уже ждала их там, у металлической двери, намертво впаянной в проём. Вета с охранником отстали на три этажа.
Начальник охраны бессмысленно подёргал за ручку, попробовал зачем‑то все ключи – один за другим. Дверь стояла намертво. Он развёл руками. Город рванулся туда, но Вета отчаянным усилием удержала его.
– Чёрт знает, что такое, – пробормотал охранник у неё над ухом.
Начальник смены глянул в их сторону и, кажется, заметил Город, потому что лицо его стало озадаченным, потом – побледнело почти до синевы.
И тут захрипела система громкой связи – одновременно и громко, на всех этажах. Хрип смешался с металлическими ударами и почти живым знакомым голосом сказал:
– Мне нужна хозяйка города. Я буду говорить с ней.
Ветер ударил в огромные окна, и на секунду Вете почудилось, что здание с бешеной скоростью несётся вниз и вот‑вот рухнет поперёк трассы.
– Где здесь пульт управления громкой связью? – обернулся к ним Антон. До сих пор он внимательно изучал дверь.
Пульт управления нашёлся на шестнадцатом этаже. Антон включил микрофон, потрогал его пальцем и только потом пропустил к нему Вету.
– Я здесь, – сказала она чужим голосом, разнёсшимся по всему зданию. Город стоял у неё за плечом, непривычно материальный, сгусток утреннего тумана с росчерками пасмурного неба.
– Ты поднимешься ко мне, – произнёс Скрипач голосом Маши. – Но сначала брось амулеты в окно.
На всех этажах разом захрипело, и через пелену потустороннего шума прорвался её настоящий голос:
– Не надо, не отдавай амулеты.
Отражения Сабрины и Антона в тёмном стекле переглянулись. Вета достала из кармана платья связку брелоков, умилительно бесполезных на вид. Единственное окно в комнате со щелчком открылось, и утро захотело пробраться вовнутрь, но наткнулось на стену из глухого протеста.
Вета бросила вниз связку и не дождалась звука от удара об асфальт. Может быть, туман внизу просто проглотил её последнюю защиту. Проглотил и тут же начал переваривать.
Антон взял её за локоть, Вета походя дёрнулась и легко увернулась от следующего прикосновения.
– Я всё сделала.
– Поднимайся, – произнесла Маша, наполнив всё здание эхом от своего голоса. Последняя нота дрогнула и неуловимо изменилась: – Уходите отсюда. Уходите.
Вета повернулась к двери – Антон преградил ей дорогу.
– Пусть он идёт. А ты останься. Это их конфликт, а не твой.
Она выдохнула, потому что мгновение не знала, что ему ответить.
– Антон. Ты ничего не понимаешь. И двадцать пять лет назад ничего не понимал. Знаешь, почему я выбрала его, а не тебя? Потому что ты умеешь любить только самого себя. А он любит меня. И я люблю его. Я его не оставлю.
Он выпустил её руку и сам отошёл в сторону.
– Прости меня.
Она ничего не ответила. Под четырьмя внимательными взглядами Вета зашагала по лестнице вверх. Город шёл не сзади – теперь он шёл вровень с ней, и даже опережал на полшага.
Чахоточно‑бледный рассвет, занявшийся над соседними высотками, так и не расцвёл в полную силу. Сабрина сидела на подоконнике распахнутого окна, покачивала ногой и смотрела вниз. Ватное одеяло тумана только сильнее сгустилось.
Было тихо. Тихо, как бывает в шесть утра в городе, и даже ещё тише.
– За что ты просил прощения?
Охранник, забившийся в угол, поднял голову, но быстро уловил, что Сабрина обращается не к нему. Она говорила с Антонио – а тот стоял у стены, ткнувшись в неё лбом, и даже не шевелился.
– Так за что? – повторила Сабрина, выждав положенное количество секунд.
Он наконец обернулся. Буркнул:
– Не свались.
Вернулся измотанный начальник смены. От него пахло чёрной водой и болотом, а лицо влажно блестело. Умыться он что ли пытался из‑под неработающего крана.
– Там дверь открылась. Я не стал заходить.
Сабрина мгновенно слетела с подоконника. Она первой оказалась на лестнице, первой – у двери, в которую теперь влетал тонкий хвостик сквозняка. Крыша здания точно грибами поросла шахтами вентиляции и усиками громоотводов. Влажное покрытие было цвета предрассветного неба. Или, может, небо было цвета покрытия.
Маша нашлась у одной из шахт – сидела там, привалившись спиной к влажной стене, тяжело дышала.
– Как ты?
Хватаясь за горло, Маша глянула на неё. Выдавила из себя улыбку.
– Жива, и на том спасибо.
Подоспевший Антонио по‑деловому осведомился:
– Врач нужен?
Можно было подумать, что это не он стоял, ткнувшись лбом в стену.
– Переживу как‑нибудь. Ненавижу высотки. Терпеть не могу крыши. Терпеть не могу высоту, – пожаловалась Маша и встала, опираясь на руку Сабрины.
Поднималось из‑за облаков жёлтое солнце. Крыша блестела в его свете, совершенно пустая крыша: ни пятнышка крови, ни следа от каблука. Видимо, ему хотелось задать Маше один единственный вопрос: что здесь произошло, но он не задавал. Боялся услышать ответ что ли.
Туман схлынул, как море. Когда они спустились на первый этаж, в здании включился вдруг свет, уверенно загудели лифты в шахтах. Из тумана, как из‑за рухнувшей стены выступили боевые машины поисковиков, похожие на передвижные метеостанции, и люди в форме. Откуда‑то из‑за их спин выступила Вера, но ближе не подошла.
– Она ушла, – сказала Маша, ни к кому не обращаясь: поисковики были слишком далеко, Антонио демонстративно не слушал, а Сабрина и так поняла.
* * *
Когда Антонио вошёл в комнату отдыха, Маша сидела в углу, уставившись в стену. По плечам вниз тянулись тонкие проводки наушников. Она покачивала ногой – словно бы в такт музыке. Антонио окликнул её – не обернулась.
Он достал телефон и очень вовремя, потому что он зазвонил сам.
Пока Антонио молчал и слушал, Маша перестала качать ногой. В оконном стекле он отражался во весь рост – и как напряжённо поджимает губы, и как стреляет глазами в её сторону: заметила или нет. Она заметила, только виду подавать не хотела. Она собиралась послушать, о чём он говорит.
– Она отказывается рассказывать. Говорит, что не помнит. Нет, Вету не нашли. Никаких зацепок. Вчера вечером… не знаю, может, просто совпадение. – Голос прозвучал глухо. Маша убрала руку с подлокотника и поправила наушник. Музыка в нём давно уже не играла, наушник был её щитом, прочной защитой от внешнего мира. Иногда достаточно было просто намекнуть, что она имеется. – Мне на подоконник прилетел жёлтый кленовый лист. Откуда ему взяться посреди лета?
Он быстро глянул в её сторону: в отражении Маша поймала этот взгляд, но не обернулась.
Разговор кончился, и Антонио в оконном стекле нерешительно застыл. Потом всё‑таки подошёл и коснулся её плеча.
– Что? – поинтересовалась Маша преувеличено громко, словно бы из‑за грохота музыки не слышала собственного голоса. Выдернула один наушник и уставилась на Антонио.
– Ты не заснула тут? Иди домой что ли. Всё уже кончилось.