– У всех нервы на пределе, – сказала она, словно в оправдание Сабрины. Чувствовать себя предателем хотелось ещё меньше – а ведь она сидела на кухне с девушками из второй группы, которые украли коробку их печенья, и обсуждала с ними свою подругу. – Наверное, найду Сабрину и поговорю с ней ещё раз.
– А она ушла, – легко вздохнула Лаура, вертя в руках пустую чашку.
Завитки её волос, небрежно забранные в хвост, колыхались от ветра. Окно кухни залепили одноднёвки и бабочки – скоро они сдохнут от кислого дыма и ковром устелют подоконники.
– Куда? – не поняла Маша. Ей показалось, что за полминуты до её прихода Сабрина сидела здесь, на пятом стуле, пила простывший чай и болтала ногой. Разговор об отчёте не клеился.
– Не знаю, туда куда‑то. – Лаура махнула рукой в сторону реки. – Уже давно, а ты разве не видела?
Аника цепляла чайной ложечкой сгущёнку и тянула сладкую ниточку в рот. Она рвалась у середины, сгущёночная дорожка падала на скатерть, а Аника с довольным видом облизывала кончик ложки, хоть на нём уже почти ничего и не было.
– Ты лучше не ходи за ней, на ночь обещали дождь, – сказала Инесса, лениво щурясь, как кошка. – А где ваша третья, как её, Ляля, кажется?
Маша пожала плечами, поднимаясь со стула. Мышцы нудно ломило то ли от простуды, то ли от предстоящего дождя.
– Да правда, куда я сейчас пойду, – пробормотала она, отцепляя от стула полу ветровки.
За окнами кухни утробно взвыл ветер, хлопнул дверью об косяк. Динара, похожая в дутой безрукавке на растрёпанного воробья, вжала голову в плечи.
– Девочки, мне страшно.
– Ничего страшного нет, – резко дёрнулась в её сторону Инесса.
Ветер снова ударил в окно. Маша представила, каково сейчас в бараке, там же дует изо всех щелей, гудит, качает и гоняет по полу мусор.
Свет фонаря крошился от мечущихся веток, и по стенам преподавательского домика прыгали странные тени. Маша привстала на цыпочки и различила через окно силуэт Эльзы, которая, согнувшись, сидела за столом. Первая парта перед ней пустовала, остальные были заняты, но не рассмотреть толком – кем. Может, где‑то там была и Сабрина, не сумасшедшая же она, в самом деле, чтобы в такую погоду бродить по лесу.
Вдалеке торопливо загудел отчаливающий теплоход. «Восемь вечера», – бездумно отметила про себя Маша. Она забралась по скрипучей лестнице на веранду, чтобы перепрыгивать ступени, сил уже не было, и дёрнула дверь. На потолке комнаты замерли два белых кружочка. На самой ближней к дверям кровати сидели Ляля и Мартимер, синеватые в призрачном искусственном свете, они перебирали какие‑то тетрадные листы.
– Жуть, холодно там, да? – радостно выдала Ляля, оборачиваясь на Машу.
Та передёрнула плечами. Весь вечер она только и думала, где бы согреться. Чувство холода стало таким же привычным, как и головная боль.
Она на ощупь добралась до своей кровати, на тумбочке нашла фонарик и включила. На смятом одеяле лежали белые листки, исписанные мелким почерком. Целых шесть – слишком много для записки. Потёки от чернильной ручки на полях.
«Целью нашей работы… были проведены исследования…»
Это что отчёт? – мелькнула мысль, от которой тут же затряслись руки. Сабрина была слишком правильной, чтобы бросать важные бумаги просто так, на кровать, откуда их могли сбросить или даже стащить. Маша резко обернулась к ребятам.
– Вы Сабрину не видели?
– Видели, – пожала плечами Ляля, как будто говорила о чём‑то самим собой разумеющемся. – Она недавно тут была и ушла.
– И ничего не сказала? – Маша изначально знала ответ на этот вопрос.
Мартимер поднял на неё глаза.
– Нет, – огорчённо выдохнула Ляля, привычно потирая в затылке. Кажется, она уже совсем забыла об отчёте и взялась за решение Машиной проблемы. – Может, она в лаборатории, ты смотрела?
Маша собрала с кровати аккуратно исписанные листки, постучала ими по тумбочке, выравнивая края, и поняла, что ей всё равно некуда их спрятать или сложить. И даже читать она не станет. В ушах звучал унылый гудок теплохода.
Она вдруг поняла, что делать, бросила листки на кровать и выскочила из комнаты.
Мутный вечер подкрадывался к крыльцу, и чёрные от сумерек деревья закрывали реку. Маша замерла на последней ступеньке и жадно вгляделась вдаль, как будто бы смогла различить на фоне темнеющего неба теплоход, да хоть желтую точку вдали. Если бы это помогло.
Она стояла и впитывала в себя стрёкот кузнечиков вокруг стационара, сжимала и разжимала кулаки, забыв даже о боли в горле. Потом опустилась на ступеньку. Ноги быстро замёрзли, а на руку село сразу три комара. Маша смотрела на них и думала, сможет ли Сабрина вернуться завтра, на утреннем теплоходе. Кажется, он отплывает в семь и до Печищ идёт часа два. Если отодвинуть начало конференции как можно дальше…
За её спиной хлопнула дверь, в лесной вечер вышли Мартимер и Ляля. Она бултыхала в кружке свою газировку, потом сморщилась и залпом выпила.
– Вы что, поссорились? – таинственным шёпотом поинтересовалась она.
Маша прихлопнула на руке очередного комара.
– Да я и не поняла толком.
– Плохо.
Со стороны преподавательского домика послышался скрип дерева. Маша глянула в ту сторону и вдруг поймала момент, когда зажёгся свет в окне второго этажа. Она привстала: странно. Она могла бы поклясться, что Просто Эльза до сих пор заседала в лаборатории – прямой, как швабра, тонкий силуэт маячил в окне первого этажа. Девушки из второй группы сидели на кухне. Вряд ли они возвращались в комнату бесшумно и прячась за деревьями, а иначе Маша заметила бы их, обязательно.
– Да кто там такой? – Она привстала на цыпочки, но даже тогда не смогла разглядеть, тем более, что окно было занавешено плотной тканью, свет через которую проступал весьма относительный – относительно тёмно‑синего неба и чёрного леса за домиком.
Пока шла к домику, Маша несколько раз запнулась о колдобины на дороге. В траве лежали старые провода, в полумраке по жути напоминающие змей. Она запоздало испугалась и посмотрела в сторону кухни: там теплился свет, значит, и Инесса с компанией до сих пор сидели там.
Дверь еле скрипнула, но Маше показалось, что взбудоражился весь лес. Из‑за неплотно прикрытой двери лаборатории слышался голос Эльзы. Она упоённо вещала о том, как проводила практику лет пять назад. «Вот тогда были курсанты, не то, что вы! Кто‑то даже написал стихи для отчёта».
«Стихи для отчёта – самое то», – подумала Маша вскользь, осторожно пробуя ногой на деревянную ступеньку. Наверху было тихо, хотя обычно стоило кому‑то пройтись по второму этажу, весь дом скрипел и стонал, как тяжёло больной.
На середине лестницы её вдруг охватил страх, хоть Эльза продолжала рассказывать о прелестях полевой практики. Маша стояла, занеся одну ногу над ступенькой, и мучительно убеждала себя идти дальше. Она перебирала в уме все более или менее логичные поводы для своего страха, но ни один не находил отклика в душе, и в то же время её сковывало, как будто ледяным холодом, когда она думала о свете в окне преподавательской комнаты.
Сквозь окно на первом этаже был виден слабый свет со стороны кухни. Она сбежала по лестнице вниз и с облегчением приняла решение – вернуться сюда только с Инессой. По крайней мере, девушки из второй группы проводили тут каждую ночь.
…Они уже не разговаривали, молча пили чай и смотрели в стол. На кухне Маша случайно задела локтем таз с посудой, он загрохотал, и все обернулись. В другой раз она не обратила бы внимания, но подсказала интуиция – что‑то неуловимо изменилось, как будто схлынул утренний туман, и там, где были пушистые замки и звери, обнажились скользкие, поросшие мхом камни причала. На этот раз никто не предложил ей сесть, хоть пододвинутый пятый стул был на месте.
– Вы случайно не собираетесь идти в комнату? – от замешательства громко спросила Маша и выразительно указала большим пальцем себе за спину.
Инесса и Динара, кажется, переглянулись. Аника перестала бренчать ложкой в пустой банке из‑под сгущенного молока.