Она с тяжёлым вздохом опустилась рядом, ощутила прохладное прикосновение Сабрины к своему плечу. Прядь её волос, собранных на затылке в хвост, пощекотала Маше шею. Сабрина придвинулась к ней ближе. Нужно было отвечать, хоть что‑нибудь, но она чувствовала, что не сможет.
– Да всё о том же, – пробормотала Маша, глядя в чисто выметенный асфальт под ногами. – Я просто сказала ему, что не против писать диплом по этой теме, и всё.
– Но я не понимаю, почему об этом обязательно нужно говорить наедине. И вы торчали там двадцать минут, а не две. Да, я засекала.
Маша в бессилье тряхнула руками.
– Ну, не знаю, как так вышло. Преподы любят переливать из пустого в порожнее, вот он и болтал. Пойдём собираться, а то опять ничего не выловим.
…Жёсткий коврик, пышущий жаром бетонный пол.
– Извини, что отвлекаю тебя.
Маша вздрогнула и обернулась. Ах, вот и ещё один нерешённый вопрос – в узком общем коридоре стояла Альбина, теребя в руках пояс халата. Чёлка падала на её лицо, скрывая выражение глаз.
– Привет. – Маша поднялась с пола и села, спиной привалившись к бетонному ограждению. Пресс остался недоработанным, и противные мысли не успели выветриться из головы. – Хорошо, что встретились.
Альбина опустилась на другой край коврика. Её волосы пахли терпкими духами, и Маша невольно отшатнулась – она не любила излишней близости.
– Ты не обижайся за торт. Мы правда никого не приглашали, само вышло, – выдала она охрипшим вдруг голосом.
«Решит, что я вру. Точно ведь решит…»
Она подтянула под себя ноги и села неудобно, но так, чтобы не касаться собеседницы.
– Всё в порядке, – слабо вздрогнула Альбина. Она скрючилась так, что Маша не видела её лица, только макушку и плечи в коротких рукавах халата. – Я привыкла.
– Что случилось? – сообразила, наконец, Маша. – Миф раскритиковал? Не бери в голову, нас он вообще так отругал, что сквозь землю хотелось провалиться. И ничего, живы. Хотя Сабрина, конечно, в шоке.
По‑летнему шумел под окнами общежития город, и кто‑то хохотал на нижнем этаже, хлопали двери, а Альбина сумрачно водила ногтем по молнии халата. Вверх‑вниз. Вжик‑вжик. Маша наблюдала за её пальцем.
– У меня большие проблемы. Большие, – повторила Альбина, словно Маша могла не расслышать.
– Опять? – не сдержалась она и тут же смутилась выкрика. В воздухе между ними плавала серебристая пыль, как конфетти.
Альбина подняла голову. Она стала как будто эфемерно‑прозрачной, бледной почти до синевы, и чёрные пряди прилипли к влажным от пота щекам. Внутри у Маши всё похолодело.
– Что случилось?
Альбина отвела глаза. Вверху включили музыку, истошно заорал иностранный певец. Маша ощутила, как по телу под футболкой текут капли пота.
– Пойдём, – выдавила она, шаря руками по бетонному ограждению. Певец орал, рычали машины, и солнце обжигало руки. – Пойдём‑пойдём.
– Куда? – растерянно спросила Альбина, прижимая ладонь к губам.
– Не важно. На кафедру пойдём, к декану, к ректору. Везде пройтись успеем. Эти, из твоей группы, они опять тебя терроризируют, да?
Альбина ухватила её за руку и требовательно дёрнула вниз. Серебристая пыль закрутилась тайфуном.
– Ты не так поняла. У меня совсем другое. – Она трудно сглотнула, снова пряча глаза под чёлку. – Знаешь, почему я живу в общежитии, хоть у меня родители в этом городе? Просто я не могу больше жить с отцом. Он пьёт последнее время, почти не переставая, тащит вещи из дому. Ну, ты понимаешь, наверное?
Маша не была уверена, что понимает всю глубину проблемы, но кивнула. Тайфун пылинок между ними почти успокоился. Скребя ногтем по молнии, Альбина снова выдавила улыбку.
– Я чем‑то могу помочь? – нахмурилась Маша. Разговор начинал действовать ей на нервы, а в особенности то, что каждое слово приходилось вытаскивать пыточными клещами. Пришла говорить – излагай, а если не хочешь – оставь всех в покое.
Наконец Альбина покачала головой.
– Вряд ли. Не сердись, что я себя так веду. У меня сейчас очень тяжёлый период в жизни, я даже хожу к психоаналитику.
– Помогает? – сморозила Маша, тут же прикусывая себе язык.
– Пока не очень.
Они помолчали, каждая глядя в свою сторону. Маша смотрела в небо с редкими огрызками облаков. Бетонная стена приятно холодила спину, и подниматься и уходить не хотелось. Терпеть молчание Альбины тоже не было сил.
Но та вдруг шевельнулась, устраиваясь в позе лотоса.
– А у тебя как дела? – показательно весёлый тон окончательно убил в Маше всё желание поболтать. – Он так и не позвонил?
– Нет, не позвонил. Значит, занят был. Слушай, я, наверное, пойду, а то Сабрина ворчать начнёт. Встань, пожалуйста, с коврика.
Альбина подняла на неё прозрачные глаза. Ни тени обиды – божественная мудрость и спокойствие в каждом зрачке.
– Я вижу, ты переживаешь.
«Переживаю, что мне лезут в душу». Маша едва не выдернула коврик у неё из‑под ног. Она уже жалела, что вчера вечером понарассказала Альбине слишком много, вывернула душу наизнанку, потому что больше никто бы не послушал.
– Я хочу помочь. Может, тебе тоже нужно сходить психологу?
Альбина теперь почти бежала за ней по коридору. Шлёпали по паркету тапочки. Из‑под двери кухни просачивался запах подгоревшей гречки.
– Ты просто не хочешь признаться, что тебе нужна помощь!
– Я сама могу справиться со всеми проблемами, – бросила Маша через плечо и замерла.
В дверном проёме комнаты стояла Сабрина. Работал вентилятор, и от этого её волосы развевались. Она выразительно приподняла брови.
– От кого это ты бежишь?
Не дождавшись ответа, Сабрина сама посмотрела за угол, но только пожала плечами. Видимо, Альбина не стала дожидаться развязки.
– Собирайся уже, пойдём, – устало выдавила она и хлопнула дверью.
Глава 10. Возьми меня с собой
Ты так давно спишь.
Люди толпами валили на городской пляж. Ещё бы – суббота, вечер. В автобусе стало тесно от разгорячённых полуголых тел. Маша, спиной привалившись к поручню, рассматривала сосредоточенное лицо Сабрины, пыталась угадать, о чём она думает, глядя мимо пространства.
Мимо пронеслась прохладная гладь озера, и в автобусе стазу стало просторно. За окном потянулись рощи и частные дома – окраина, скоро конечная – им выходить.
– Прицепилась ко мне эта Альбина, – сквозь зубы выдала Маша и оглянулась на всякий случай: вдруг Альбина устроилась на одиночном сидении, первом от водителя, и слушает теперь все их разговоры. Нет, там парень. – Всё у неё плохо. А я что, жилетка ей? И если бы я могла помочь, а так…
– Скажи ей, чтобы шла лесом. Или хочешь, я скажу?
Маша отвернулась, чтобы проводить взглядом ещё несколько домов.
– Некрасиво как‑то.
– Некрасиво? – усмехнулась Сабрина, проводя кончиками пальцев по поручню. Она совершенно мистическим образом держала равновесие в автобусе, маневрирующем по пустым дорогам, и почти всю дорогу спокойно держала руки в карманах. – Я думаю, что она в третьей группе всех так довела, вот её и поколотили. У меня тоже руки чешутся, как только её вижу.
Она характерным жестом сжала и разжала кулаки.
– Да жалко мне её, – призналась Маша. – Вся несчастная такая, замученная.
– Ну пожалей, – фыркнула Сабрина и отвернулась. – Ты же собиралась следователем быть, вот и сопоставила бы факты. Я поговорила с парнем из третьей группы, он сказал, что никто твою Альбину не бил, и вообще у них ничего экстраординарного не случалось.
Со сдвоенного сиденья на них внимательно посмотрела женщина, прижимающая к груди сумку, как младенца. Маша встретилась с ней взглядом – может, мать? Нет, вроде бы не похожа на Альбину. Женщина отвернулась.
– Да так он тебе и выложит правду‑матку, как на духу, да? – скептически состроила Маша, но в душу её закрались сомнения. Хотя с другой стороны, зачем Альбине врать. Не для того же, чтобы с ней подружиться, так?