Миф даже не глянул в сторону Маши.
– Узнала. Сожрал бы он тебя, вот и всё.
– Так вы меня спасаете?
За окном потянулись реденькие лесопосадки. Молодые сосны протягивали ветви к машине, а ветер у обочин поднимал крошечные вихри из листьев. Маша оглянулась на город, убегающий назад, и ей стало жутко. Она скрюченными пальцами поцарапалась в стекло.
Миф заговорил, сначала вовсе себе под нос, потом громче, но всё равно – Маше не полагалось слышать его слова. Он говорил сам с собой.
– Надоело. Они считают, что могут мне указывать. Собрали заседание кафедры, заседальцы недоделанные. Воспитывать собираются. Какое тут, ко всем демонам, воспитание.
Он мельком глянул на Машу и одобрительно усмехнулся, оценив её пришибленный вид.
– Нет на тебе проклятья, можешь не убиваться так. Оно до сих пор на мне.
Она хотела вдохнуть и не смогла.
– Как это на вас? А то, что со мной творится – это что такое?
– Какое – такое? – Миф покачал головой, не отрывая взгляда от дороги, хотя она была почти пустая.
Редко‑редко навстречу им выезжала машина – выныривала из тумана в низине и проносилась мимо, заставляя пригибаться сухую придорожную траву. Дорога шла с холма на холм, вверх‑вниз.
– Насколько я знаю, ничего с тобой не было. Статью украли – так сама виновата. Нечего было отдавать её первому встречному. А с дракой совсем просто – уважительнее надо со старшими, уважительнее. И ничему тебя жизнь не учит. Давай сюда телефон.
Маша послушно вытащила его из сумки – холодное безжизненное тельце – и протянула Мифу. Одной рукой он вскрыл мобильный, вытряхнул аккумулятор и карту и бросил всё это в бардачок.
Она сидела неподвижно. Сосны за окном изошли на нет, и потянулись глухие бетонные заборы с пиками на верхушках. Машина чуть подскочила на железнодорожном переезде.
– И что теперь? – спросила Маша звенящим от злости голосом. – Заново проклинать будете?
– Есть одно предположение, – уклончиво отозвался Миф.
– Какое?
Он не ответил. Свернул с главной трассы влево, потом ещё раз влево. Машина запрыгала по размытой дождями грунтовке.
– Какое? – крикнула Маша, срываясь на высокие ноты.
Вдалеке, в туманном мареве, замаячили низенькие строения, ограды, вихляющая лента дороги. Миф усмехнулся. «Истеричка», – подумал он. Маша готова была поклясться, что он подумал именно так.
– Ну, дело в том, что проклинать могут не только сущности. Что вообще значит – проклинать? Ты слышала? Читала хоть? Я на твоём месте перерыл бы всю библиотеку. Так значит, проклятье – некое недоброе пожелание. Очень сильное. Оно въедается в человека, пожирает его изнутри, как глист. Ясно тебе?
Маша сидела, глядя на дорогу. Из тумана торчали острые пики и крыши, как грибы. Крыш было всего несколько, и все они – маленькие, под какими не поместится и самая захудалая халупа. Потом машина нырнула в ещё один овраг, туман стал ближе, строения приблизились, и Маша увидела кладбище: сторожку, несколько старых склепов вдалеке, кресты, кресты, кресты до горизонта.
Судя по крестам, кладбище было очень старым, сейчас уже так не хоронили. Миф вздохнул, тяжело, как будто горло ему перетянули удавкой.
– Сущность проклинает именно потому, что она такой создана. Изначально враждебной. Человек проклинает, только если очень сильно ненавидит. Знаешь, как это?
Маша пожала плечами. Она терпеть не могла философские размышления за кружкой чая. Или за рулём машины, как сейчас.
– А мне кажется, ты знаешь.
– Вы хотите сказать, что это я вас прокляла?
Она закрыла глаза и почти услышала шаги – где‑то на периферии сознания, так тихо, как будто она их нафантазировала. Но они были.
Миф ей больше ничего не сказал. У ворот он остановил машину и вышел поговорить со сторожем. Через запотевшие стёкла Маша видела, как Миф демонстрирует сторожу синее удостоверение. Тот достаёт очки из кармана пуховика, внимательно вчитывается и кивает.
Маша ткнулась в бардачок. Ломая в отчаянии ногти, вытащила откуда мобильный, сунула на место аккумулятор.
– Вот не доходит с первого раза. Отдай. – Миф вырвал телефон из её одеревеневших пальцев.
Когда он вернулся за руль, в машину проник резкий запах мёрзлого воздуха и высокого неба. Маша старалась не дышать, вжавшись в дверцу со своей стороны. Она жалела, что не села назад: вытащить её оттуда было бы труднее.
Сторож загремел цепями, заскрипел воротами. Створки вычертили полукруги на подтаявшей земле. Они въехали на кладбище, и вокруг разом стало тише.
Аллеи здесь спутались в паутину, а главная то и дело двоилась и троилась. Ехать приходилось очень медленно, один раз Миф чуть не угодил колесом в воронку просевшей земли и долго ругался от облегчения, что всё‑таки не угодил. Посреди дороги оказалось дерево – уверенная сосна одним боком подпирала оградку, и проехать мимо было невозможно. Миф остановил машину так близко к дереву, что это стало ясно.
– Дальше придётся пешком.
Маша вжалась в сиденье.
– Что вам от меня нужно?
– Не мне, а нам. – Миф нетерпеливо махнул рукой. – Идём уже, не буду я тебя убивать, слишком много возни. Тебе самой станет легче, если всё это кончится.
Он постоял, облокотившись на открытую дверцу, рассматривал непривычно поголубевшее небо.
– Как всё это кончится? – спросила Маша, отлипая от стекла.
– Очень просто. Твои способности не бесконечны, как только они иссякнут, всякая нечисть перестанет к тебе липнуть. И ты от меня отцепишься. Ну, выходи. Я что тебе, мальчишка, чтобы ждать весь день под дверями?
Она вылезла, перебравшись на сиденье водителя, потому что дверцу с другой стороны подпирала облезшая оградка. Ноги слушались так себе. Маша выбралась на воздух и тут же чуть не свалилась, споткнувшись о корень.
– А когда они иссякнут?
– Надеюсь, что скоро.
Миф уверенно шагал по узким вихляющим тропинкам. Шуршали ленты на облысевших венках. Маша боялась потерять его из виду. В таком пейзаже не помогла бы и красная ветровка – везде было пёстро, хоть цвета поблекли от непогоды.
– Куда мы? – хрипло переспросила Маша раз, потом ещё. Ветер заставил её закашляться.
Миф на мгновение обернулся.
– Разве не знаешь? Я был о тебе лучшего мнения. Сейчас мы направляемся к самой сильной сущности нашего города, если считать вместе с пригородом. Ну, скажем по правде, есть и сильнее, но все они очень уж далеко. Запоминай, спрошу на экзамене.
«На экзамене». Маше хотелось рассмеяться. Она уже и забыла, что будет что‑то ещё кроме серой дороги, сухой травы и кладбища. Если будет ещё экзамен, значит, жизнь не кончена.
Он замер возле высокого надгробия с золочёной надписью. Когда‑то золочёной – теперь почти всё стёрлось, на камне осталась размазня из грязи и позолоты. Миф выудил из кармана сигарету.
– Дальше иди сама.
Дальше маячили тёмные развалины, там не было травы, даже сухой. Там не росло ни одного дерева. Маша попятилась.
– Я не пойду. Мне уже здесь страшно.
Чиркнув пару раз зажигалкой, Миф ругнулся и вынул изо рта сигарету.
– Это самовнушение. Здесь ещё не страшно. Вот шагов через десять – да. Но ты не бойся, как только он лишит тебя сил, я тебя вытащу. Понимаешь? Иди, другого выхода нет. Или ты лишишься своих способностей, или весь институт будет истерически рыдать ещё два года. Ты – непосильная ноша для нас.
– Вы сказали, что не будете меня убивать.
– Он тебя не убьёт. Сразу – не успеет. А потом я тебя вытащу, я же сказал. Иди уже.
Маша развернулась и бросилась прочь. Она тут же потеряла дорогу, заблудилась в переплетении тропинок, наткнулась на высокое надгробье в виде ангела, которое точно не видела прежде. Остановилась, чувствуя, как паника подступает к горлу. Миф её не догонял.
Со всех сторон пейзаж был примерно одинаковый. Она стояла в низине, и ни сторожки, ни высокой наружной ограды не видела. Идти обратно Маша боялась – вдруг в узком проходе её встретит Миф. Талант талантом, но в драке со взрослым мужчиной она не победит.