Память услужливо развертывает все, что Борис читал об анабиозе: биологические процессы замедленны. Отсутствуют внешние признаки жизни. Наблюдается при вмерзании в лед небольших организмов - инфузорий, насекомых. П.И.Бахметьев открыл закономерность анабиоза, когда нет полного промерзания организма и тканевые жидкости остаются при низких температурах в переохлажденном, но жидком состоянии. Здесь то же самое! Борис вспоминает мамонтов, чувствует, как от волнения подкатывает к горлу комок. "То же самое!.." - повторяет он. И смеется сам над собой: там инфузории, здесь гора, зверь! Куда ни заведет фантазия!..
И все-таки не фантазия! Он сам чувствовал, видел: живые!..
Порыв погас в душе так же быстро, как и возник: сколько могли быть во льду в лабораторных условиях несчастные инфузории? Неделю, месяц? А тут пятьдесят тысяч лет! Можно ли сравнивать?..
Можно или нельзя, а перед глазами опущенный хобот зверя, закрытые глаза - спит!
Борис был человеком, в котором тесно переплелись мечта и практика, фантазия и дело. С детства он рвался в Арктику, к полярным сияниям, к подвигам. Окончив геологический факультет, уехал с товарищами на Омолон, приток Колымы. Правда, не все оказалось здесь подвигом, было много простой черной работы, но и немало романтики в этих просторах, снегах. А главное люди! Какие сердца, характеры!.. Повстречался с Василием. Они сразу нашли друг друга. Василий тоже романтик, но другого склада: трезвый, умеющий рассчитывать наперед, он удивительно гармонировал с порывистым фантазером Борисом, умел остановить товарища вовремя, умел и поставить настоящую увлекательную задачу.
То, что они пустились в зимний рейс, - мысль Василия. Лето на Колыме коротко. Со своей группой они прошли немало. Но сделать обоим хотелось больше. Вот почему, испестрив карту значками, которые скрывали тысячи нежданных возможностей, они решили вернуться к этим местам зимой. Выход лантанидов на Колыме, на который они наткнулись осенью, перед самыми снегопадами, взволновал друзей богатством редкоземельных элементов именно тем, в поисках чего они рыскали по тайге и тундре все лето. И тут открытие под зиму!.. С большим трудом удалось договориться об экспедиции с начальством георазведки, и в этом заслуга Василия. Борис отбирал оборудование. До хрипоты спорил с Гараниным, заместителем начальника базы: "Оборудование нужно самое лучшее, Павел Андреевич! Церий, рубидий - с плохими приборами они ускользнут, как вода между пальцами!.." Гаранин, мужик скуповатый, но грамотный, приборы давал. "Пиши расписку", - требовал за особенно ценные, с деталями из платины и иридия. Борис писал, заверял, что ничего не испортит. "Рацию дам через десять дней, - обещал Гаранин, аккумуляторы на зарядке". Но кто согласится ждать, если начальство в любой момент может раздумать и отменить экспедицию?.. Согласовав маршрут и надавав обещаний, что в сторону не отойдут ни на шаг, - "В случае чего, где вас искать?.." - вполне резонно ставили им вопрос, - Борис и Василий вырвались из-под опеки начальства.
Это был хороший поход: костры, охота, дневник... Надежды друзей оправдались: они открыли торит... Мало ли еще что открыли? А сейчас за спиной целый окоченевший мамонт. Его надо только оживить. На миг Борис останавливается, будто споткнувшись на слове: "Оживить? Он сказал оживить?" Что-то в этом слове еще за пределами мысли, но Борис поражен как громом:
- Оживить!..
Опыты на рыбах, летучих мышах показывали возможность оживления! Даже когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает эластичную кожу мамонтов, холодную, как лед, но не лед! Хочется еще потрогать ее.
- Как оживить? - Борис ударяет кулаком по ладони. - Как?..
Он хоть сейчас готов оживить. Только бы знать, как это сделать.
Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная... Мороз, холода жмут нещадно. Борис подбрасывает в огонь сучья, пламя взмывает выше, пляшет, волнуется. Это помогает думать. О том же - как оживить мамонта.
В тишине слышатся отчетливые шаги. Борис поднимает голову: кто сейчас может быть? Пешком?.. Может быть, это кажется?.. За костром темнота и ночь. И луна - лишняя, как пуговица, пришитая к небосводу.
Шаги слышатся явственнее. Тишина такая, что не поймешь, близко шаги или за километр от костра. Кто это может быть?.. Кругом ни жилья, ни человека. Шаги - уже вот они.
- Кто идет? - спрашивает Борис.
Слышно натруженное дыхание человека. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.
- Борис... - тяжело опускается тот у огня.
Без рукавиц, обледенелый по шею, Василий кажется призраком.
- Там... полынья, - говорит он. - Влетели с разбегу. И сразу - под лед: собаки, нарты. Сам тоже. Если бы не вмерзшее корневище...
Василий с отчаянием смотрит в лицо Бориса.
- Двести километров пути, - говорит он. - Без ружья, без спичек...
- Ладно! - Борис понял товарища. Достает спальный мешок, белье. - Не пропадем...
Помогает Василию раздеться, трет ему посиневшие ноги. О подробностях не расспрашивает - не надо. Потом они сидят у костра, Василий пьет чай. Борис охотно поделился бы с другом мыслями о мамонтах, о том, что они живы. Но Василию нужен покой.
Ложатся молча. Василий засыпает сразу. Борис думает, каким сложным и трудным будет завтрашний день. "Оживить мамонта..." И тот же злющий вопрос: "Как?.." Борис долго возится, не в силах уснуть. Перед глазами пещера, собаки, синее крымское море. "Почему море, - думает Борис, - когда кругом мамонты, мамонты... Один, - считает он, - другой, третий...", пока сон не овладевает им.