Девушка настолько уверилась в своих предположениях, что голова прояснилась, а в сердце вместо нежности да ласковой привязанности к Медведю поселилась обида и ревность.
Выходя из бани, девушка заприметила большой, плетеный из лозы заплечный короб, и созрело решение в одурманенной черными чувствами юной головушке.
Войдя в светелку, девушка улыбнулась мужчине, а тот и расцвел, радуясь, что не затаила обиду любимая. Она подошла и ласково обняла:
– Медведюшка, исполни просьбу неприхотливую. Не обидь отказом, – она посмотрела на мужчину.
А тот лишь кивнуть смог, сомлевший от удовольствия и довольный ласковым обращением.
– Я пирогов напеку, отнеси моим старикам, пожалуйста. Пусть хоть этим весточку от меня получат, – ластилась красавица.
– Хорошо, душа моя. Как напечешь, так отнесу, – ответил Медведь, нежно целуя девушку.
А на следующее утро, едва солнце показалось на небе, Маша уже месила тесто. Напекла она пирогов целую гору, благо все продукты были, Медведь озаботился. С натугой приволокла короб заплечный и поставила посреди светлицы. Когда мужчина пришел, удивился увиденному, а девушка как ни в чем не бывало начала пироги складывать в короб.
– Машенька, ты весь короб хочешь заполнить? – с веселой усмешкой спросил мужчина.
– Нет, – ответила девушка. – Надо еще будет сверху шишек положить. Старики мои шишки высушат, орехи вылущат да обменяют на что-нибудь. Так что, Медведюшка, ты за шишками сходи, а я пирогов положу, короб оставлю и стирать пойду. А ты уж постарайся хоть тепленькими их донести.
Она оставила пироги и подошла к мужчине, пристав на носочки, чмокнула в подбородок. Медведь тут же схватил ее целовать, от воспоминаний о нежном теле и сладких поцелуях в паху приятно заныло, девушка же выскользнула из его объятий и погрозила пальцем:
– Скорей давай, а то остынут ведь, – и пошла укладывать пироги дальше.
Мужчина улыбнулся счастливой улыбкой и ушел, а Маша тут же все пироги выложила и спрятала под кровать, оставив лишь одно большое блюдо. Залезла в короб, натянув на голову вышитое полотенце, и, согнувшись в три погибели, поставила на себя блюдо с пирогами и затаилась.
Долго ждать не пришлось: послышалась тяжелая поступь, в светелку вошел мужчина. Короб пошевелился, Маша почувствовала, как блюдо с пирогами накрывают полотенцем, а сверху что-то кладут, в нос ударил запах хвои и леса. После короб закрыли, взвалили на плечи и понесли.
Маша сидела ни жива ни мертва, даже не представляя, что будет, если Медведь обнаружит ее. Но долго ли, коротко ли, всякая дорога заканчивается. Девушка услышала лай собак, людской гомон да запах печей и костров. А после короб закачался, его сняли с плеч и поставили на землю.
– Хозяева, – раздался зычный голос Медведя, послышались шаги и тихое оханье, в котором узнала свою бабушку.
– Вот, гостинцев вам принес от внученьки, – продолжил говорить мужчина. Машу снова качнуло, скрипнула дверь, видимо, короб в дом занесли, а потом все затихло, лишь приглушенные голоса раздавались недалеко.
Девушка боялась обнаружить свое присутствие, пока Медведь подальше не уйдет, и сидела тихо-тихо, пока не скрипнула дверь вновь и короб не открыли, вынимая все из него.
Она выскочила из короба, озираясь по сторонам: кто-то громко вскрикнул, и Маша увидела свою бабушку, прижавшую блюдо с пирогами к груди и смотревшую на внучку с испугом.
– Машенька? Внученька? – проговорила старушка, а девушка заревела, падая в родные объятия, и, захлебываясь рыданиями, начала рассказывать свою историю. Агафья лишь гладила по волосам да вытирала слезки, внимательно слушая и успокаивая внучку. А после накормила пирогами, напоила парным молоком и уложила спать, приговаривая, что утро вечера мудренее.
Ночью девушка просыпалась, ей казалось, что слышит родной голос Медведя, сердечко болезненно ныло, но это бабушка выходила во двор и зашла, чему-то улыбаясь. Машенька удивилась и снова провалилась в глубокий сон на твердой лавке.