- Я не знаю, ма..., я пока не знаю.
Потом, прямо на морозном узоре окна, перед её глазами возник образ главврача - пожилого, с седой бородкой клинышком, человека.
Старик, главврач и, по совместительству, заведующий больницей, оказался человеком слова, вспомнила она своего шефа. Он, как и обещал, уговаривая её остаться в Остоженке, принял её на работу переводом из Москвы. Отдал ей этот - просторный и очень уютный кабинет, и даже выхлопотал у районного руководства для неё двухкомнатную квартиру в новом доме....
И вообще, Ирка с мужем не обманули её, сказав, что старик мудрый, душевный, и очень порядочный человек.
Маша и сама убеждалась в этом, и не один раз.
Продолжая пытаться отогреть, отскоблить ногтем, отобрать у мороза, хотя бы небольшое светлое пятнышко на оконном стекле, она увидела себя в тот день, когда Ирка, её верная подруга Ирка, хватаясь за грудь, надрывно кашляя, сказала:
- Маша, мне плохо..., мне совсем плохо, не уезжай пока, не бросай... Мишутку и Виктора..., помоги им...
Маша уже дней пять знала, что подруга простыла, и предлагала ей показаться рентгенологу, но та, посмеиваясь, отвечала:
- Зачем мне рентгенолог, я сама врач-терапевт, хорохорилась она, я сама знаю, что у меня простая простуда.... Попью несколько дней горячего молочка с мёдом и сливочным маслом, вот и пройдёт простуда.
Но видимо не прошла. Ослабленный родами организм её (она и раньше-то не отличалась крепким здоровьем) не справился с болезнью.
Виктор, напуганный состоянием жены, вызвал неотложку. Ирку увезли в больницу и положили в палату, где до декретного отпуска она сама лечила больных.
В народе говорят - «Врач, исцелись сначала сам!» Но Ирка не смогла! Не смогла справиться с приставшей к ней, давшей осложнение, простудой.
Маша, готовящаяся на днях возвращаться в Москву, вынуждена была задержаться в Остоженке ещё на несколько дней. Она не могла оставить подругу и её семью. Чувство долга и верности не позволило ей покинуть в столь серьёзный момент дорогого ей человека.
Да, собственно, ей и самой-то было настолько «всё равно», где жить, где и кем работать. Она всё ещё находилась под воздействием своего горя - потери Игоря. Она и не жила полной жизнью, она влачила ярмо своего существования по инерции, автоматически.
Наверное, это происходило так - пустили камень с горы катиться, он и покатился. Выкатившись на ровное место, он, по инерции и продолжает катиться, пока всю энергию не израсходует.
Примерно такое же состояние было и у Машеньки. Она не жила, она существовала! Она спала, ела, разговаривала с людьми, но смысл разговора ускользал от неё. Равнодушие, полное равнодушие поселилось в её душе!
И лишь серьёзная болезнь подруги, и забота об её семье, чуть всколыхнули её, попытались вытащить из засасывающего омута приближающейся смерти от тоски и безразличия, куда она постепенно погружалась.
Именно Иркина болезнь и забота об её семье, заставили Машу принять решение остаться в Остоженке, и принять предложение главврача.
На следующий день после посещения подруги в больнице, она, в белом, накрахмаленном до хруста, халате, обходила, теперь уже «своих» больных.
Она дневала и ночевала в больнице, успевая лишь на часок сбегать проведать Мишутку, за которым ухаживали Иркины родители, Мишуткины бабушка и дедушка.
Виктор не мог за сыном присматривать, так как ему не давали отпуска даже по содержанию ребёнка в отсутствие его матери. Он был единственным на весь район кардиологом.
Так уж сложились обстоятельства на тот момент! Так попыталась сыграть с людьми жизнь!
И Маша, неожиданно для себя, вынуждена была включиться в эту игру, чтобы победить в ней, не дать ей почувствовать себя сильней человека!
Они, две верные подруги, совместными усилиями сумели победить болезнь. И, Ирку, выздоровевшую, чуть пополневшую, через две недели встречали отец и мать с Мишуткой на руках, а рядом с ними стояли улыбающийся Виктор с цветами и Маша...
Маша, перестав безуспешно пытаться справиться с покрытым изморозью окном, вздохнув, прошептала: «Видно такая уж у меня судьба. Кто-то, может Всевышний, написал где-то в уголке пергамента - жить тебе, раба Божья Мария в Остоженке, а не в Москве».
Ещё раз вздохнув, она отошла от окна, и взялась за повседневную, но такую нужную людям, работу.
* * *
Чтобы хоть немного утишить боль, кровоточащего от нелепой гибели Игоря, сердца, Маша рьяно взялась за работу.
Врачей не хватало - именно дипломированных терапевтов для её отделения, не говоря уж о других. И она, посоветовавшись с главврачом, занялась «выбиванием кадров».
Маша «насела» на телефон. Но видя, что телефонные разговоры реальных результатов не дают, стала лично «бегать» по кабинетам начальства - сначала райздрава, а затем и городского.