Её везде принимали, обещали оказать всяческую, зависящую от них помощь, пожимали руки, иногда даже целовали.
Время шло, а результатов своей беготни по кабинетам она не видела. При следующем, а потом и ещё, посещении тех же лиц, она лишь встречала те же голословные обещания и разведение рук в стороны (мол, не всё зависит от нас, но мы стараемся), и снова улыбки, улыбки, улыбки.
Первое время ей даже предлагали поужинать в ресторане, и там, за столом, решить её вопрос, но получив отказ, забывали о своём обещании помочь с кадрами для больницы, а потом и вовсе стали избегать её.
«Убив» понапрасну месяц, она отчаялась от невозможности как-то повлиять на чиновников, и однажды она не выдержала, закрывшись в кабинете, расплакалась от бессилия и равнодушия чиновников, желающих только одного - посидеть в ресторане, а потом затащить молодую, смазливую медичку в постель.
«Что делать, что делать? - сквозь слёзы и всхлипывания бормотала она. Неужели я совершенно беспомощная дура? Должен же быть выход..., хоть какой-то, а я его не вижу? Может..., написать письмо в Министерство? А толку..., там такие же чиновники сидят, усомнилась Маша в правильности придуманного ею решения - где же выход, где?»
Маша, подперев голову рукой, всё ещё продолжая тяжело вздыхать, вспомнила себя, студенткой первого Московского мединститута. Вспомнила, как она была счастлива, когда её зачислили абитуриенткой, а после экзаменов нашла себя в списке зачисленных на первый курс.... Боже, как она тогда радовалась, и как радовались отец и мама, когда она рассказала им о своей победе.
Отец, попыхивая неизменной трубочкой, тогда пожелал ей успехов в учёбе, и добавил - «Трудную, но благородную профессию ты выбрала для себя дочка. Лечить людей..., что может быть ответственней в жизни человека! Не соверши ошибку - не превратись..., отец немного задумался, не превратись в... бездушную машину... с дипломом!»
И Маша старалась соответствовать взятой на себя ответственности за здоровье людей. Ей было тяжело, ей было трудно первое время, - пока она набиралась опыта, но она старалась. Да и теперь её было трудно, чего уж тут греха таить. Она всю себя отдавала медицине, лечению людей..., и это была тяжелейшая ноша жизни.
Что же я теперь расплакалась, укорила она себя, выход должен быть, и он...
Она опять вспомнила себя студенткой, затем, практиканткой..., ординатуру, и первую свою наставницу...
Вот-вот, перестав вздыхать, воскликнула она - институт! Откуда же, если не оттуда распределяются молодые врачи. Значит, не всё ещё потеряно. Надо самой съездить в Иркутск и, через облздрав, через ректора, добиться направления нескольких молодых специалистов к нам.
* * *
Она, попросив главврача присмотреть за её больными несколько дней, выпросила командировку в Иркутск. И, окрылённая надеждой, села в поезд.
В облздраве ей пришлось получить лишь «поворот от ворот» и кучу обещаний с напутствиями - приезжайте ещё, мы будем рады Вас видеть, и..., возможно сможем помочь, только..., знаете..., в следующем году.
Всё, то же, горько подумала Маша - те же отговорки, те же обещания помочь, но позже.
После посещения облздрава, но теперь уже менее уверенная в успехе своей поездки в Иркутск, она всё же решила побывать в мединституте. Нашла Университет, добрые люди подсказали, как его проще найти, и поднялась на третий этаж, и напросилась на приём к ректору.
Разглядывая на ректорской двери табличку с золотыми буквами на синем фоне, она подумала - а почему это начальство... любого ранга так любит устраивать свой кабинет и приёмную на самом верхнем этаже? Они, что, представляют себя капитанами морских лайнеров? И сама же ответила на свой вопрос - нет, они желают быть подальше от народа!
Её, конечно, вежливо приняли, усадили в мягкое кресло, даже предложили чай или кофе, но дальше общих фраз и любезностей дело не пошло. Как только Маша высказала свою просьбу, лицо ректора похолодело, приняло официальное выражение..., и всё! Он замкнулся, заперся, словно улитка спрятался в кокон и, как ни старалась Маша добраться до его разума - не смогла!
Она даже несколько растерялась при таком неожиданном перевоплощении ректора: был любезный, вежливый человек, и вдруг - несокрушимая скала и лёд в глазах.
Маша получила отказ - полный и безоговорочный!
Уже покидавшую приёмную ректора, Машу перехватил какой-то господин: выше среднего роста, гладко выбритый, пахнущий дорогим парфюмом, и попросил её задержаться на несколько минут - он хочет ей что-то сказать, прошептал он.