А мужчина тем временем откупорил бутылку коньяку, наполнил бокалы вином и, подав один Маше, произнёс:
- Я хочу выпить этот бокал вина за тебя Маша. Я, впервые, - он чуть замялся, - встретил такую прекрасную душой и..., - он словно прочищая горло, пару раз кашлянул, - прости, телом девушку. За тебя, Машенька! - и, опорожнив, поцеловал Машу в щеку.
Маша, не ожидая такого быстрого начала «прощания», сделала пару глотков и чуть не задохнулась. Отдышавшись, поморщилась и, не выпуская бокала из рук, ответила:
- Спасибо, Петя!
Ей захотелось узнать о человеке многое, тем более, он как-то пообещал ей рассказать о себе и своей любви. И она, сделав ещё глоток, попросила:
- Петя, помнишь, в Иркутске ты обещал мне что-то рассказать то ли о чьей-то любовной трагедии, то ли о своей...
Пётр, нахмурился.
- Разве сейчас время для таких рассказов?
- Но, ты же обещал, - стала мягко настаивать Маша.
Пётр внимательно посмотрел на Машу, на её чуть пригубленный бокал, мягким движением отобрал его, и поставил на столик.
- Я вижу, твой бокал полон..., тебе не понравился коньяк?
- Петя, я никогда не пила крепкого вина...
- Машенька, ну, что же ты меня не предупредила, я сейчас налью тебе «сухого».
Она, молчаливо соглашаясь, кивнула головой.
Её знакомый быстро наполнил пустой бокал вином и подал Маше.
- Вот. Прости, я же не знал, что ты не пьёшь..., крепких напитков, - стал извиняться он, - медики даже спирт неразбавленный иногда пьют, - с какой-то даже укоризной произнёс Пётр Степанович.
- Я, нет. У нас в семье не заведено..., вообще... употреблять спиртное.
- Прости дорогая, - ещё раз извинился он, и мягко, словно он не хотел обидеть её, и в то же время, настаивая, взял её руку, поднес к губам ладонью вверх, и поцеловал.
- Ну, что ты..., - лёгкий, как солнечная заря, румянец, покрыл её лицо.
Маше, не то, что бы был неприятен его поцелуй, нет. Просто она забыла, как это приятно, когда тебя целуют.
Она не раз целовалась с Игорем: он её целовал..., и она его, но это было так давно..., наверное, в другом временном измерении, подумала она, и печаль воспоминания погасила, было возникшую от вина лёгкость, в душе.
Пётр, каким-то, наверное, шестым чувством, догадался о состоянии Маши и, настойчиво приподняв её руку с бокалом, заставил пить. Он держал её руку и, наблюдая, как она делает глоток за глотком, приговаривал:
- Пей до дна Машенька, пей. Тебе станет легче, ты забудешь тоску и печаль.
Маша, опорожнив бокал, неожиданно почувствовала, как ей стало легко, какой обворожительный мужчина рядом с ней и, теряя разум, попросила:
- Обними меня...
Пётр обхватил Машу, быстро завалил её на диван и, жадно целуя, стал мять и давить грудь, а затем, задрав подол платья, разрывая, не заботясь о целости, начал стаскивать трусики...
Маша, отвечая на ласки, вся изгибаясь от наслаждения и желания, прижималась к нему и, обхватив руками и ногами, шептала:
- Игорёк, родной, возьми меня..., я так соскучилась по тебе..., я сгораю от желания...
А Пётр, слушая наркотический бред Маши, продолжая целовать её, сунул руку между её ног, добрался до «запретного места», и начал ласкать его пальцами...
Маша, совсем потеряв голову, горячечно зашептала:
- Ещё, ещё...! Милый...! Ооо! Возьми меня...!
Пётр Степанович, тяжело дыша, вспотевший и красный от возбуждения, навалился всем телом на Машу и....
Маша, почувствовав, как «Игорь» навалился на неё и вошёл в горящее желанием её «нутро», на какое-то короткое мгновение открыла глаза, чтобы сказать ему, как ей хорошо с ним, и увидела перед собой одутловато-красное лицо Петра Степановича.
Закричав: «Ты что!!! Петя, не смей..., я не хочу!!!», она попыталась сбросить с себя его, чужое для неё тело, но руки, чужие руки цепко держали её! Маша ещё раз попыталась сбросить его с себя, и даже крикнула, в ставшее ненавистным, обезображенное животной похотью, лицо: «Гад! Отпусти меня! Не смей!!!» Но цепкие руки не разжались!
Он, продолжая ритмично приподниматься и опускаться, добивался своей цели.
Маша, совсем очнувшись от наркотического дурмана, отчаявшись освободиться, поискала глазами и зашарила руками вокруг. Под руки ей попалась бутылка с коньяком, и она, ещё не совсем соображая, что делает, схватила бутылку и, проливая жидкость на него, на себя, стукнула по голове насильника!
И тот, разжав объятия, сник.
Маша, отвалив обмякшее тело в сторону, поднялась с дивана.
Пока она поправляла одежду, крупные слёзы катились по щекам, а в голове сумбурно проносилось - гад! Подлец! Прикидывался добреньким, а сам..., а сам специально решил напоить меня..., сволочь!