Под лестницей притихли, а затем вновь горячим шёпотом, лихорадочно, заговорил девчоночий голосок: «Олежка, любимый, я так соскучилась по тебе, так соскучилась. Я хочу тебя сейчас..., прямо сейчас! Возьми меня!».
Маша услышала, как под лестницей зашуршали одеждой. Потом тишину наполнило тяжёлое дыхание и - «Ах, ах, ах!» повторенное несколько раз. Затем, тишину нарушил сладостнонежный стон, и голос Олега произнёс: «Ты возвращайся первой».
Нервы Маши не выдержали и она, застонав от душившей её обиды, метнулась назад, в комнату с уставленным бутылками и закуской, столом.
Продолжала звучать музыка, несколько пар танцевали. Расстроенная предательством Олега и своей подруги, она метнулась в другую комнату, чтобы через неё и веранду, навсегда покинуть этот дом - дом, где её так жестоко и цинично предали - любимый и лучшая подруга, Ирка.
Сквозь застилавшие глаза слёзы, ничего не видя перед собой и не соображая, что делает, она выскочила на веранду и чуть не столкнулась с Иркой, своей лучшей подругой. Та стояла на веранде и весело болтала с парнем из параллельного курса. Значит, это с ним была не она, лихорадочная мысль, словно электрическая искра, проскочила в её мозгу, это была другая Ирка - Ирка из отделения рентгенологов...
Не останавливаясь и не объясняя ничего подруге, она опрометью проскочила двор и вылетела за калитку. И всё также, не останавливаясь и не отвечая на Иркин недоумённый крик: «Машка, ты куда?», помчалась на станцию.
Она успела на предпоследнюю или последнюю электричку. Забившись в уголок последнего сидения в почти пустом вагоне, с подпухшими от слёз мешками под глазами, она, смахивая рукой вновь и вновь бегущие по щекам слёзы, переживала предательство Олега и своё унижение.
Она бы ещё долго переживала и проливала слёзы, если бы её одиночество не прервал нагловато-фамильярный голос:
- Малышка, давай я тебя успокою, приголублю и пожалею, слёзки вытру. Чего одной-то сидеть? Можем вместе... в обнимочку. - Тебе будет хорошо и мне приятно.
Ещё не увидев, кто с ней заговорил, она уже испугалась. Она слышала от девчонок, что в электричке можно нарваться на пару-тройку приставучих наглых парней. Раньше она одна не ездила, а сегодня...
Она открыла глаза. Рядом с ней на сиденье примостился нахально-ухмыляющийся, рыжеволосый парень. Из его рта, при каждом сказанном слове, на Машу наносило водочным перегаром, перемешанным с табачным дымом. Это было так противно и гадко, что она, непроизвольно брезгливо скривив губы, произнесла: «Фуу... отодвинься!» В ответ мгновенно услышала издевательский, похожий на лошадиное ржание, смех ещё двоих или троих парней.
Повернув голову, она увидела - на соседней скамье примостилось ещё несколько молодых, по всей видимости, сильно подвыпивших людей, и они, нагло ухмыляясь, смотрели на неё. А тот, что подсел к ней, грубо схватив её за плечо, всё так же, нагло, издевательски-насмешливым тоном, продолжал: «Ну, чего ты крошка выпендриваешься, пошли с нами, мы тебя все любить будем, - и повернувшись в сторону своих друзей, со скабрезной ухмылкой спросил: «Правда, ребя?»
В ответ на столь циничный вопрос его друзья вновь громко, на весь вагон, «заржали». Маша поняла: она здорово влипла - распоясавшиеся, привычные к безответным издевательствам и насилию над девчонками и молодыми женщинами, хулиганы, чувствовали себя вольготно, и если никто из присутствующих в вагоне пассажиров не укротит этих диких зверей в человеческом облике, то...
Маша со страхом смотрела на распоясавшихся, прилично одетых, хулиганов и уже ни на что не надеясь, сдавленным голосом попросила: «Ребята, отстаньте от меня, я вас прошу... Я же вас не трогала, сидела тихонечко...»
Вновь в ответ раздался откровенный, циничный смех. Один из парней, который, она так и не поняла, иронически проговорил: «Колян, тащи эту сучку в тамбур, там продолжим разговор!»
Маша с надеждой повела взглядом по вагону: может кто-нибудь заступится за неё, даст укорот распоясавшимся, подвыпившим хулиганам, но вагон молчал. Можно было подумать, что в вагоне кроме неё и этих парней никого не было - не было в вагоне сильных, крепких мужчин..., а они ведь были, мужчины! Они могли, особо не напрягаясь, укротить распоясавшихся хулиганов, поставить их на место, или просто вышвырнуть из вагона...
Она видела их - здоровых, с накачанными бицепсами, мужчин - молодых и в более зрелом возрасте. Они могли (с надеждой глядя на них - равнодушных и трусливых - мелькнула у неё мысль) в мгновение ока дать укорот хулиганам, могли, взяв их за шиворот, как напроказивших щенков, вышвырнуть их из вагона или сдать полиции.... Но они сидели себе тихонечко, отвернувшись, словно не на их глазах хулиганьё издевалось над девушкой...