Своеволие мое с засадами кинооператоров обошлось без выволочки, и осмелев, я попросил у Петра Мироновича разрешения "поснимать" юбилейное торжество, когда друзья, соратники и сослуживцы придут с цветами поздравить его с шестидесятилетием. Ответ был категорический: нет!
Показывая на цветы, которых в кабинете было уже довольно много, юбиляр сказал:
— Когда все это великолепие, всю эту красоту я перевезу в Дрозды и сделаю хорошую экспозицию, пришли своего оператора, пусть снимет. Цветы, увы, живут не долго…
— …а среди цветов — вы с семьей, с внучками…
— Нет, — ответил он очень мягко.
Цветы были засняты. Пройдет около 20 лет, и я узнаю, почему Петр Миронович не захотел сниматься с семьей на их фоне. Посмотрев киноленту, на которой были засняты эти цветы, он сказал: "Теперь я знаю, как меня будут хоронить…"
К этим печальным и загадочным словам мы еще вернемся.
А накануне юбилея и долго после него люди удивлялись и строили догадки, почему столь высокопоставленному и заслуженному юбиляру Звезда Героя Социалистического Труда не была вручена своевременно, как это делалось с обыкновенными председателями колхозов, директорами совхозов, свинарками, доярками.
Очередь на вручение награды до нашего Героя дойдет не скоро. Это время — от награды до ее получения — будет заполнено самыми разными слухами, домыслами, догадками и сплетнями. А во время акта вручения Золотых Звезд городу-герою Минску и лично Петру Мироновичу придется ему пережить отвратительные минуты.
Петр Миронович ждал свою награду столько, сколько ее ждала Беларусь для своей столицы — города-героя Минска. Видите ли, Генсек был настолько занят, что не мог терять своего дорогого времени на такую мелочь, как вручение Звезд городу-герою и руководителю нации белорусов. И коню, как говорят, было ясно, что дело не в занятости Генерального, а в том, что национальному Герою хотели показать и показали Властью отведенное место "под луною", которая может слегка подсветить, но никогда не согреет.
Поставьте себя на минутку на место мужественного, достойного, гордого, культурного и воспитанного Петра Мироновича и вы поймете, что творилось у него в душе.
Генсека встречали с невероятной помпой, как и должны были внешне встречать "величайшего деятеля современности" — оркестры, хоры, хлеб-соль, девчушки в национальном, море цветов в руках отдрессированных деток, партийно-советский актив всея Беларуси, переодетые курсанты школ КГБ и милиции. Все ждали чего-то наподобие Красного Солнышка, а в дверях спецвагона появился очень старый дед с невероятными бровями, одутловатым пепельным лицом и потухшими глазами и недоуменно спросил, как после рассказывали теле- и кинооператоры: "А где я?" Чтобы старик не свалился со ступенек, слуги в цивильном буквально вынесли его из вагона и поставили на неустойчивые старческие ноги. Было жалко смотреть на беднягу с пятью Звездами Героя на груди, и как-то само собой подумалось: может, тебе лучше было и не приезжать… Толпа встречающих ринулась к "дорогому", но тесное, в несколько рядов, кольцо привезенной с собой охраны сдержало натиск. По узкому коридору вышколенных молодцов, поддерживаемый под руки, старец дотопал до своего черного бронированного лимузина с затемненными окнами, с трудом сел в него, и водитель "дал газ". Встречающие понуро побрели к своим машинам, чтобы ехать в отель на казенный завтрак с подогревом.
…Не широкий, но весьма высокий совпартактив ожидал Генсека и нашего виновника торжества в гобеленном зале ЦК. В назначенный час они вышли из-за знаменитого гобелена и были встречены "бурными, долго не смолкающими аплодисментами, переходящими в овацию", как любили в те времена писать газеты. Когда установилась торжественная тишина, дед, подсасывая зубные протезы, что-то прошамкал по бумажке в том смысле, что он приехал и хочет "с чувством глубокого удовлетворения"… Последнее слово оказалось таким трудным для произношения, что мне опять стало жаль старого и больного человека, которого выставляют на глумление и посмешище. Хорошо, что его проворные ассистенты быстренько поднесли коробочку со Звездой, и тот непослушными пальцами долго-долго пытался прикрепить ее к пиджаку юбиляра. Видно было, что Петр Миронович чувствует себя очень неловко, но держится стоически. Наконец, с помощью ассистента звезду удалось надежно закрепить, и дед полез с поцелуями, и непременно в губы — была у него такая привычка.
Со словами благодарности, как и предусматривалось сценарием, за исторический визит "верного ленинца" и "выдающегося деятеля", а также за непосредственное личное вручение высокой награды Петр Миронович по кремлевским канонам выступал по бумажке. Благодарственная речь по установленным правилам должна была перечислить все звания и обойму невероятных эпитетов в честь титулованной высшей персоны наивысшей власти и потому оказалась не только трафаретной, но и довольно приторной от излишней патетики и патоки.