Только один пример. Умер главный редактор Белорусской Советской Энциклопедии Петрусь Бровка. У Петра Мироновича было к нему особое отношение. Надо было как-то увековечить добрую память о Народном поэте и основателе энциклопедического дела в Беларуси. Мне, как заместителю П. У. Бровки, довелось писать проект предложений на этот счет. Написал я и о том, что стоило бы превратить Главную редакцию БелСЭ в издательство и присвоить ему название: Издательство Белорусская Советская Энциклопедия имени Петруся Бровки.
Петру Мироновичу понравилось такое предложение, но он без труда разгадал нашу "хитрость" — создать самостоятельное энциклопедическое издательство.
— Я согласен, что Главная редакция имени Бровки — действительно не звучит и даже унижает. Понимаю и то, что вы хотите вместо редакции, пусть себе и главной, создать самостоятельное издательство. Но мы не имеем права без Москвы создавать издательства. К сожалению, это их прерогатива. А если попросим — не позволят. Убежден, что не позволят… А вот если явочным порядком присвоим издательству имя Петруся Бровки, то, может, и не отменят нашего постановления. Может, и не простят самовольства, но смолчат. А Бровка есть Бровка, — рассуждал Петр Миронович вслух.
С таким расчетом и было принято решение о создании издательства имени Петруся Бровки. Своеволие это вызвало неприкрытый гнев агитпропа ЦК КПСС, хотя "наезжать" на Петра Мироновича его руководители и не отважились. Огонь на себя принял А. Т. Кузьмин.
Какое там издательство?! Мы обычной брошюры, не говоря об энциклопедии, не имели права издать без благословения белокаменной. А разве только энциклопедии Беларусь не могла выпускать без "высочайшего" позволения? Проект топорища, лопаты или рецепт торта надо было согласовывать с союзными институтами. Можно догадываться, какие чувства вся эта придурь вызывала у руководителя "самостоятельной" Белорусской Советской Социалистической Республики. Многие цековцы знали, какие страсти-мордасти бушевали в ЦК КПСС после знаменитого V пленума ЦК КПБ, который обсуждал доклад П. М. Машерова о бедственном положении сельского хозяйства и его предложения о коренных изменениях подходов государства к этой отрасли народного хозяйства. Доклад занял в газетах несколько полос. Его фрагменты с комментариями были перепечатаны рядом зарубежных влиятельных газет, переданы иностранными радиостанциями.
А такие вещи Высшая власть не прощала никому.
Мне сегодня кажется, что от глупости своих московских шефов Петр Миронович спасался весьма обычными, человеческими, добрыми делами. На всех его не хватало, но отдельным людям все же повезло.
Однажды Петр Миронович признался:
— Прислал мне письмо русский поэт Виктор Боков. Мы с ним лично не знакомы, его поэзии я не знал. Довелось прочесть то, что нашли наши библиотекари. Поэзия оказалась просто отличной — глубокой, лирической, какой-то особо щемящей. Словом, взволновала по-настоящему. Давно не чувствовал такого душевного подъема. А может, хорошие стихи под настроение попали… И я решил написать письмо Бокову. Получилось оно довольно длинным — что-то вроде рецензии, только очень взволнованной. Когда остыл и перечитал — решил опус свой не посылать. Побоялся, что поэт может подумать: чего это он, партийный функционер, взялся мои стихи анализировать. Короче говоря, усомнился. А к тебе будет такая просьба… Боков пишет, что встретился ему где-то в тайге чрезвычайно интересный и талантливый художник. Корни его в Беларуси. Хотел бы вернуться на землю предков. Временно остановился в Минске. Просит найти ему хоть какой-то угол под жилье. Уверяет, что не пожалеем. Поэты — народ искренний. А такого уровня, как Виктор Боков, лгать не будет. Словом, найди художника, познакомься, все изучи, потом впечатлениями своими со мной поделишься.
Отыскал я того художника. Оказался он очень молодым и довольно скромным парнем. Показал несколько своих работ и целый конверт слайдов произведений, оставшихся в Сибири. Те слайды я и принес Петру Мироновичу. Многое ему понравилось, что-то показалось незавершенным, эскизным, но интересным по замыслу… Решено было поддержать юношу и ходатайствовать перед горисполкомом об однокомнатной квартире. В скором времени удалось найти и мансарду для мастерской.
Прошло после этого месяца два-три, и пришел ко мне художник с небольшой картиной, окантованной простенькой рамкой. Назовем ее условно "Балерина перед выходом на сцену". Создатель и вознамерился подарить ее Петру Мироновичу. На добрую память.
Это уже было сложнее, чем добыть квартиру. Как Петр Миронович воспримет сам факт дарения? Не шуганет ли он меня вместе с художественным произведением? Я пошел на маленькую хитрость. Звоню Петру Мироновичу и говорю, что пришел боков- ский художник, интересную картину принес. Может, есть время посмотреть?