Она смотрела на воду, скользившую мимо темными откровениями и разбрасывавшую звезды по сторонам.
Он сел рядом с нею и мысленно задал вопрос.
Так же молча Кара Корелли задала этот вопрос самой себе и ответила на него:
— Я оказалась здесь, на Марсе, потому что недавно впервые в жизни услышала правду от мужчины.
Вероятно, она рассчитывала на изумление. Уайлдер ничего не ответил. Судно скользило бесшумно, как струя масла в воде.
— Я красива. Я всю жизнь была красивой. Это значит, что с самого начала люди врали, потому что всего лишь хотели быть со мною. Я выросла, окруженная ложью мужчин, женщин и детей, опасавшихся вызвать мое неудовольствие. Когда красота хмурит брови, мир сотрясается.
Вам доводилось когда-нибудь видеть красивую женщину в окружении мужчин, видеть, как они все кивают, кивают? Слышать их смех? Мужчины будут смеяться всему, что скажет красивая женщина. Да, они могут ненавидеть себя за это, но будут смеяться, говорить «нет» вместо «да» и «да» вместо «нет».
Да, именно так проходил каждый день и каждый год моей жизни. Между мною и всем неприятным стояла толпа лжецов. Их слова облачали меня в шелк.
Но совершенно неожиданно, о, каких-то шесть недель назад, мужчина сказал мне правду. Это была какая-то мелочь. Я даже не помню сейчас, о чем шла речь. Но он не смеялся. Он даже не улыбнулся.
И стоило ему вырваться, этому слову, как я поняла, что происходит нечто ужасное.
Я начала стареть.
Яхту чуть заметно качнуло течение.
— О, их будет еще очень много, мужчин, лгущих и улыбающихся всему, что я говорю. Но мне открылось то будущее, когда Красота уже не сможет вызвать землетрясение, топнув ножкой, и превратить безупречных во всех прочих отношениях мужчин в трусов.
А тот мужчина?.. Он отрекся от этой правды, как только увидел, что она потрясла меня. Но было уже поздно. Я купила билет на Марс, в одну сторону. Когда прибыла сюда, приглашение мистера Ааронсона увлекло меня в новое путешествие, которое закончится… неведомо где.
Уайлдер поймал себя на том, что к завершению монолога актрисы он наклонился и взял ее за руку.
— Нет, — сказала она, отстраняясь. — Не надо слов. Не надо прикосновений. Не надо сочувствия. И мне жалеть себя тоже не надо. — Она впервые улыбнулась. — Разве не странно? Я всегда думала, что, наверно, хорошо будет когда-нибудь услышать правду, прекратить этот маскарад. Как же я заблуждалась! В этом нет ничего хорошего.
Она уставилась на черную воду, бесшумно бежавшую под яхтой. Когда же через несколько часов она подняла от нее взгляд, кресло рядом с нею пустовало. Уайлдер ушел.
На второй день, позволив новым водам нести их, куда пожелают, они приблизились к высокой горной гряде, устроив по пути ленч в древней кумирне и пообедав под вечер в очередных руинах. Затерянный город в разговорах почти не упоминали. Путешественники были уверены, что его не удастся найти.
Но на третий день они без каких-либо подсказок почувствовали приближение некой великой Сущности.
В конце концов поэт облек это чувство в слова:
— Не Бог ли где-то тут, довольный, мурлычет песенку под нос? — произнес он нараспев.
— Какой же ты все-таки гнусный урод, — отозвалась его жена. — Почему ты не можешь говорить по-английски ничего, кроме глупостей?
— Да послушай же, черт побери! — крикнул поэт.
Все прислушались.
— Неужели у вас нет ощущения, будто вы стоите на пороге огромной кухни, с очагом, подобным домне, и где-то там внутри, в приятном тепле, движутся гигантские руки, облепленные мукой, пахнущие чудесными потрохами и восхитительными внутренностями, окровавленные и гордящиеся этой кровью… будто где-то там Бог стряпает к обеду Жизнь? В котле над Солнцем варево для того, чтобы жизнь процветала на Венере, в другом чане — густой суп из костей и нервного сердца, чтобы запустить животных на планеты, разбросанные на десять миллиардов световых лет. И разве не доволен Бог своей грандиозной работой в великой кухне Вселенной, где Он составил меню из праздников, голода, смертей и возрождений на миллиард миллиардов лет? И если Он доволен, то почему бы Ему не мурлыкать Себе под нос? Прислушайтесь к своим костям. Разве не бурлит в них мозг от этого гудения? И, кстати, Бог не только бубнит без слов, Он поет в элементах. Танцует в молекулах. Мы пребываем в средоточии вековечного празднества. Что-то грядет. Тс-с…
Он прижал пухлый палец к выпяченным губам.
И тогда все умолкли, и бледный лик Кары Корелли озарил потемневшие воды впереди.