Несколько секунд спустя швед лежал поверженный на пол, а Челленджер, сидя на нем верхом, вопил:
— Даю вам пять минут времени! Если вы не возвратите меня в прежнее состояние, я вас задушу, как щенка!
Свенсон посерел от боли. Высвободив горло из рук профессора, он прохрипел:
— Что вы! Ведь это шутка… Я только хотел продемонстрировать вам действие машины…
Челленджер снова взобрался на кресло.
— Мэллон, следите за ним в оба. Не позволяйте ему никаких фантазий!
Но изобретателю было уже не до фантазий. Он доплелся до доски, быстро повернул рычаг — и в одно мгновение к Челленджеру вернулась его прежняя растительность.
Успокоившийся профессор, любовно поглаживая свою бороду, обратился уже спокойным тоном к изобретателю:
— Расскажите мне теперь, хотя бы в нескольких словах, на чем основано действие вашей машины.
— Я уже говорил вам, профессор, что этот аппарат — только лабораторная модель. Он действует в вертикальном направлении: над вами и под вами происходят колебания эфира, которые разлагают, а потом снова восстанавливают ваше тело. Но можно, конечно, построить и машину, действующую в горизонтальном направлении, то есть не в вышину, а в длину.
— А в чем разница?
— Разница в том, что тогда можно будет одной волной, посланной, например, на Лондон, бесследно разложить, уничтожить все его население, до единого человека…
Я содрогнулся не столько от жуткого смысла этих слов, сколько от того злорадного тона, которым они были произнесены. Челленджер, к моему удивлению, ничем не проявил своих чувств. Он вертелся вокруг машины и рассматривал ее составные части. Вдруг он снова взобрался на платформу и сел в кресло.
— Вам угодно совершить еще одно путешествие в космос? — спросил ехидно швед, к которому вернулось его самообладание.
— Нет, не сейчас. Немного позже, — спокойно ответил профессор. — Пока что я констатирую, что в вашем аппарате есть утечка электричества. Я чувствую, как легкий ток проходит через мое тело.
Свенсон заволновался:
— Не может быть. Мой аппарат отлично изолирован.
Профессор пожал плечами:
— Проверьте сами, если не верите.
Он сошел с кресла, а изобретатель занял его место.
— Я ничего не чувствую, — сказал он.
— Ничего? Вы не чувствуете покалывания в спине?
Разговаривая со Свенсоном, профессор незаметно приблизился к распределительной доске. Прежде чем я успел что-либо сообразить, раздалось знакомое уже щелкание рычага — и швед исчез, растворившись в пространстве.
— Господи боже! — воскликнул я невольно. — Что вы сделали, Челленджер?
Профессор улыбнулся:
— Ничего особенного, Мэлтон. Должно быть, я нечаянно задел рычаг, который остановился на делении «3». Сейчас наш изобретатель находится в состоянии молекулярного разложения.
— А… Вы знаете, что нужно сделать, чтобы прекратить дезинтеграцию?…
Профессор равнодушно пожал плечами.
— Боюсь, что я не знаю, какое деление соответствует восстановлению дезинтегрированного тела. A действовать наугад — опасно, черт его знает, что он тут навертел на своей доске! Того и гляди взлетишь на воздух. Нет, давайте оставим все так, как есть…
Я невольно двинулся к доске:
— Что вы говорите, Челленджер? А, этот человек? Что с ним будет?…
— Ничего с ним не будет. Подумайте, как все удачно складывается. Личность Эрика Свенсона, которая нас с вами интересует в весьма малой степени, растворилась в космосе. Некоторое правительство потеряло секрет дьявольского изобретения. Вы получили материал на пять тысяч строк. Я освободился от обязанности контролировать действие дезинтегратора и могу ехать домой, заканчивать свой ответ Маззотти по поводу термитных личинок. Как видите, все хорошо, что хорошо кончается. Берите вашу шляпу и едем домой…