Одно из двух, уныло думал профессор. Либо он совершил грубую ошибку, либо Нарбондо в очередной раз перехитрил всех. Доктор Игнасио вполне мог внезапно изменить маршрут и отправиться не в облюбованную первоначально Норвегию, а, скажем, в Исландию, где тоже хватает вулканов. Возможно, в этот момент Нарбондо находится на борту идущего в Рейкъявик парома и усмехается при мысли, как ловко все устроил. Он может быть и в Лондоне — наслаждается роскошью в какой–нибудь гостинице, выжидая, покуда его станут искать в другом месте. И ему, Сент—Иву, не остается ничего — только отправиться в Скандинавию и надеяться, что планы Нарбондо все–таки не претерпели изменений.
По прибытии в Остенде профессор обнаружил, что погода изменилась к лучшему — дождь прекратился, ветер стих. К Сент—Иву вернулось утраченное было самообладание.
Неожиданно профессор Ленгдон вспомнил, что они с Хасбро с утра ничего не ели.
Толкнув стеклянную дверь, они вошли в вокзальный буфет, сразу погружаясь в блаженное тепло.
— Сейчас перекусим, дружище, — ободрил Сент—Ив упавшего духом Хасбро, — и все станет по–прежнему о`кей!
Хасбро устало пробормотал: — Да, сэр… — хотя в его голосе не было привычного энтузиазма.
— Пива, — обратился Сент—Ив к подбежавшей официантке, — пива и устриц, только живо!
— Сейчас принесу, — бойко отозвалась официантка, — вы, я вижу, устали? В таком случае могу предложить свежего хлеба — он только что от пекаря, с пылу — с жару. Это придаст вам сил.
— Весьма разумное предложение, — одобрил Сент—Ив, улыбаясь официантке. Ему понравилось радушие бельгийки — несмотря на скверную погоду, та умудрилась сохранить хорошее настроение. Впрочем, подумал профессор, эта женщина вполне могла позволить себе расточать улыбки — она просто понятия не имела о существовании несущейся к Земле смертоносной кометы. Вернувшись за стойку, официантка принялась выгружать устриц из большого медного бака на сложенную пополам газету. Попутно она успевала поддержать в воздухе пригоршню с раковинами, чтобы дать воде стечь. Сент—Ив поразился сноровке, с какой бельгийка проделывала все это. Поймав на себе восхищенный взгляд профессора, женщина выудила из бака раковину покрупнее и ловким движением просунула палец между створками раковины. Разводя створки в стороны, она извлекла розоватого моллюска и отправила его в рот.
— Некоторые предпочитают не жевать их, — пояснила женщина по–английски, — но я тщательно пережевываю — мне нравится привкус моря. Что за удовольствие есть устриц, даже не ощущая их вкуса? С тем же успехом можно проглотить и жабу.
— Вы совершенно правы, сударыня, — учтиво отозвался Сент—Ив, довольный возможностью поговорить на отвлеченную тему. Кстати, я тоже стараюсь пережевывать устриц. И мидий тоже. Как видите, наши вкусы совпадают.
— Верно, — просияла женщина, — а как же иначе? Только представьте себе желудок человека, предпочитающего глотать моллюсков, не жуя! Бр–р–р-р! Они шевелятся в его желудке. — С этими словами бельгийка отправила в рот второго моллюска, сочно причмокивая. И внезапно вскричала: — О! Вот так сюрприз!
Сент—Ив даже не успел ничего подумать — а дама уже извлекла изо рта крохотную жемчужинку.
— Видите? — торжествующе спросила бельгийка, раскрывая ящик буфета и водворяя жемчужину в жестяную коробку из–под зубного порошка, где поблескивали такие же жемчужинки. — Не люблю, когда добро пропадает!
Эта сцена галльского быта начисто лишила Сент—Ива аппетита. Видя, как официантка придирчиво перебирает раковины в баке, ища следующую жертву, он живо вспомнил трапезы в Бейсуотерском клубе в обществе Парсонса. Подмигнув бельгийке, он отвернулся к окну, наблюдая, как по улицам спешат по своим делам добропорядочные жители Остенде. Не пора ли, думал профессор, им с Хасбро тоже присоединиться к этим людям? В конце концов, дел у них нисколько не меньше.
Кажется, бельгийка была в восторге от посетителя, разделявшего ее гастрономические пристрастия.
— Сегодня здесь был один необычный клиент, — тараторила она, — и, представляете, съел одну только устрицу! И как съел! Проглотил ее целиком! Можете ли вы представить себе нечто подобное?
— Как это целиком? — машинально спросил профессор. — Что, прямо с раковиной?
— Вот в том–то все и дело! Сначала смотрел на нее, словно силился разглядеть сквозь створки качество устрицы — должна вам сказать, месье, у нас самые свежие и отборные устрицы во всем Остенде — а потом запихнул ее в рот, будто шоколадную конфету. И начал жевать. Вот умора, правда? Самое интересное, что он умудрился разгрызть и проглотить ее, а потом принялся было за вторую. Но, к счастью, вовремя спохватился. И выплюнул устрицу. Плюнул прямо на стену, негодяй! Никакого понятия о правилах приличия. Вот, посмотрите, до сих пор мокрое пятно осталось — это я вытирала тряпкой. Потом он вышел на улицу и плюнул у порога…