Снова ушли в вечность года. Из памяти моей исчезли и последние остатки воспоминании о Бельгии. Завеса времени заволокла все плотным туманом.
События за событиями мчатся с быстротой молнии, точно экстренный поезд убегает куда-то вдаль, оставляя за собой только клубы дыма, быстро рассеивающегося в воздухе.
Принеслась к человечеству и современная европейская война. Теперь уже нельзя сомневаться, что она не носит какой-нибудь местный характер. Воюют чуть ли не все европейские государства. Нервными когтями захватила она каждого, приковала к одной себе общее внимание, заставила содрогаться ее ужасом, небывалым зверством современных гуннов-тевтонов, восторгаться героизмом бельгийцев и сожалеть их разрушенное гнездо, их поруганную отчизну!
Не знаю, заметил ли кто-нибудь несколько строк, промелькнувших в военно-иностранной хронике.
Вот что гласили они:
«Во время осады Антверпена неожиданно было обращено внимание защитников города на одно здание, в котором помещалась шлифовальная фабрика бриллиантов. По сведениям оказалось, что работы в ней уже давно не производятся, хотя там жили, так как в окнах был виден свет. У проходившего по улице вечером патруля возникло случайное подозрение в пожаре. В верхней части довольно высокого бельведера, помещавшегося на крыше, неожиданно вспыхнул яркий огонь. Это продолжалось несколько секунд, затем он потух. Все здание снова погрузилось в темноту. Начальник патруля настойчиво стучал в бронированные ворота, но никто не отзывался. Выломать их представлялось очень трудным.
Оставив несколько людей наблюдать за домом, начальник патруля сообщил командующему городом, и утром отряду удалось проникнуть в само здание. Оно было пусто. Куда исчезли таинственные жильцы из него, никто не знал.
Немало „интересного“ нашлось в этом таинственном жилище. Как оказалось, оно принадлежало одному немцу, довольно часто сюда приезжавшему. В бельведере прекрасно оборудована станция беспроволочного телеграфа, в шлифовальной были устроены приспособления для фабрикации бомб, а в самом низу приготовлялась взрывчатая смесь для них.
Измена свила себе гнездо в самом центре и, как теперь выяснено, оно существовало уже здесь немало лет, все время выдаваемое за бриллиантовую шлифовальню.
Эти шлифовальщики были немецкими агентами, передававшими все малейшие сведения и наши секреты в Берлин.
Как жалко, что оба стоявшие во главе этого „благородного“ учреждения немца вовремя исчезли. Для них оказалось бы превосходное место на приемной мачте беспроволочного телеграфа».
Воспоминания сразу нахлынули на меня, рассеяли туман. Теперь я ясно понял, какими бриллиантами торговал мой антверпенский немец, так щедро предлагавший оплачивать пересылаемые ему сведения из России.
Георгий Северцев-Полилов
ПОД ЧУЖОЙ ЛИЧИНОЙ
— Ты, Джим, пойдешь сегодня в море? — спросил крепыш-моряк в шерстяной синей фуфайке с белым якорем на правой стороне груди.
Его рыжеватые усы повисли над губами, редкая бородка кучерявилась, слабой тенью обрамляя красноватое грубое лицо.
— Да нужно было бы, — нехотя отозвался его товарищ, высокий плотный парень, не выпускавший из зубов короткой трубки.
Широкая ладонь его приглаживала упрямо выбивавшийся из-под шапки клок темно-русых волос.
— Погода только выдалась неудачная; может, за ночь стихнет! А то, смотри, Дик, волны что горы: на якоре лодку не удержать.
Оба моряка сидели у окна одного из матросских кабаков в Гримсби и лениво тянули горький эль. К ним подошли еще несколько моряков-соседей, тоже владельцев небольших рыболовных судов.
Начались толки и споры; в конце концов, человек пятнадцать решились выйти на рыбный промысел поздней ночью, чтобы рано утром приняться за работу.
Моряки, закончив свои обыденные кружки с элем, рассчитались с хозяином и, надев свои желтые, из просмоленной парусины пальто, направились к гавани, где их ожидали рыболовные боты.
Впереди шумело невидимое море, порыв ветра пригибал пламя в газовых фонарях, фантастические тени от дрожащего света раскидывались по мокрому от мелкого дождя каменному молу, лодки и боты скрипели снастями, где-то назойливо звенела якорная день, а в высоких реях злобно посвистывал пролетавший ветер.
Привычные руки принялись по знакомым местам опускать сети, закинули якоря. Ловко управляются рыбаки со своими снастями. Вскидывает заливчатая волна их бот, как легкое перышко, водой захлестывает, а моряки спокойно справляются с привычным делом.
Давно уж потухли фонари на ботах, затушил их порыв ветра. Ничего, и без них справляются! Сети опустили. Второй якорь куда далеко от первого забросили.
Часа три провозились, давно уже из гавани вышли; много времени прошло, сами не знают, что делать.
— Домой плыть далеко: пока еще доедем, да обратно, много времени уйдет, — заметил Джим старому Джону, много лет уже плававшему с ним вместе на рыбачьем боту (родственником он ему каким-то доводился).
Молчаливый старик, редко когда разговорится, все какую-то думу про себя держит.
— К тому берегу поближе, что ль, отплыть; может, там поспокойнее?
Молчит старик, не отзывается.
— Что ж ты, старый, уснул, что ли? — настойчиво сказал Джим.
— Лучше на волнах качаться, чем к тому берегу плыть: там немцы, — угрюмо откликнулся рыбак.
— Немцы, немцы… знаем мы их: где они в темноте-то нас увидят, в такой-то ветер! Отстоимся поближе, где к берегу, а как утро светать станет, и уйдем!.. Клади румпель на юг!
Недовольно заворчал старый в положил румпель по желанию хозяина.
Примеру Джима последовали и остальные боты. Только два из них почему-то остались в море; все прочие ушли к немецким берегам.
Прав оказался старый волк: еще далеко до немецкого берега оставалось плыть, как дорогу ботам преградила какая-то черная масса. Белая лента прожектора перекинулась мостом на воду и нащупала приближающиеся боты.
— Стой, — прогремел чей-то голос в рупор. — Кто такие, куда плывете?
В ответ с некоторых ботов послышались проклятия. Не ожидали британские рыбаки, так скоро наткнулись на врага.
Поняли немцы, с кем имеют дело. И грозить не стали, не стоило с жалкими рыбачьими лодками свару заводить. Приказали только подойти ближе к миноносцу, а затем, как воробьев под шапку, поочередно одну за другой опростали рыбацкие лодки от их экипажа.
Привели их всех к себе на миноносец, в пустую темную камору заперли и с добычей направились обратно к немецкому берегу.
Наутро на английских ботах уже плыли обратно в британские воды немецкие моряки, переряженные англичанами. С собой вместе взяли они старика Джона, угрожая ему смертью, если он не укажет дорогу к английской гавани, откуда вчера ночью выплыла флотилия рыбаков.
Съежился старик. Но воля не своя, пришлось покориться, хотя задумал он отплатить врагу за его нападение; как, чем — старый рыболов сразу не мог сообразить, но в голове его роились уже планы.
Вместо рыбы, на этот раз рыболовные боты были нагружены немецкими минами. Хитроумный план пришел в голову одному из немецких начальников: проскользнуть в английскую гавань под видом английских рыбаков и там совершенно безнаказанно разбросать мины. Никто не сможет догадаться о такой выдумке: разве можно подозревать своих же людей в этом!
Немцы смеялись и одобрительно кивали головой, когда узнали о хитроумной выдумке своего начальника.
— Зададим мы этим гордым британцам, взлетят их суда на воздух в своем же порту. Им и в голову не придет догадаться о нашей шутке! — самодовольно говорил немецкий моряк.