Только одну мину удалось сбросить в воду, остальные лежали наготове, но теперь было не до них.
— Скорее, скорее! — торопит капитан переодетых матросов. Близок створ, мелькнули его разноцветные глаза.
Нос первой лодки почти уже касается гигантских ворот гаваньского створа, как неожиданно задребезжал электрический звонок, где-то глухо брякнул автоматический аппарат, и тяжелые створки медленно стали сдвигаться.
Ужас охватил вражеских моряков: они поняли, что попали в западню, из которой выхода нет никакого.
У Вольгемута в голове блеснул отчаянный план: кинуть одну мину в заграждающий выход могучий створ, взорвать его и выйти на свободу.
— Кидай мину, прямо в ворота, — громко скомандовал он соседнему боту.
И германцы, подняв дружными усилиями тяжелый аппарат, со всей силы швырнули его о каменный парапет, к которому были прикреплены дубовые ворота.
Раздался громкий взрыв, все полетело вверх, столб воды перекинулся через мол и с грузным плеском упал обратно в воду.
Море расступилось. Лучи прожектора ярким столбом упали на место взрыва. Страшная картина обнаружилась: из всех пятнадцати ботов каким-то чудом уцелели только два последние; обе стороны стенки были разрушены, от тяжелого створа не осталось и следа.
Начальник гавани сейчас же принял меры, чтобы выловить те мины, которые могли случайно остаться целыми и повредить выходившим из гавани судам.
Всю ночь рыбачьи лодки, освещенные лучами прожектора, искали этих страшных утопленников, но их оказалось очень мало. Несомненно, что от страшного взрыва, благодаря детонации, они тоже взорвались.
Следы взрыва были ужасны.
Когда рассвело, англичане убедились в этом. Их утешало только то, что ни одно английское судно, даже рыбачья лодка, не пострадали при этом.
— Ну, старик, тебе будет награда, — благодарно взглянув на морского волка, сказал начальник гавани. — Благодаря тебе, адский замысел немцев не удался.
— Я хотел сообщить вам, господин комендант, еще кое о чем, — тихо, по своей привычке, сказал Джон и медленно передал о траулере, захваченном немцами у англичан и о его злонамеренной работе, имевшей целью опорочить британское имя.
Не умолчал старик и о привешенных немцами к рыбачьим сетям минах.
Всполошились английские власти. Сейчас же был снаряжен один из быстроходных миноносцев; он должен был немедленно отправиться в путь и во что бы то ни стало захватить предательский траулер.
— Ну, Джон, — ласково похлопывая по плечу старика, промолвил командир миноносца, — ты пойдешь с нами, пусть твои старческие глаза поработают на пользу родины; ты выищешь этот немецкий траулер и узнаешь его?
— Как не узнать! Я помню хорошо всю его оснастку.
Яркий день сменил непроглядную ночь. Свежело. Седая волна чувствовала себя хозяйкой. Точно змея, шипела она, перегибаясь своим зеленым телом.
— Вот и ноши значки, — указал Джон на махалки, привязанные у буйков, где были брошены сети.
Командир осторожно далеко обошел опасное пространство, и миноносец продвинулся дальше.
— Вон какой-то рыболовный пароход, — заметил несколько времени спустя один из офицеров миноносца.
Командир посмотрел на судно, «съел» его взглядом и спокойно ответил своему подчиненному:
— Это, Чарли, судно его величества, видишь, английский флаг!
Все ближе и ближе надвигался миноносец на «рыбака», качавшегося на якоре.
— Ура! — загремело британское приветствие на борту последнего.
Командир успокоился.
— Ну, не прав ли я был, Чарли, это наш, английский траулер, вероятно, вылавливает немецкие мины.
Капитан снова приложил бинокль к глазам и, после короткого наблюдения, с довольным видом сказал:
— Теперь я вижу вполне ясно, что это не вражеское судно; вся оснастка, окраска, да и номер английские.
Офицер, пожав плечами, ничего не возразил своему начальнику.
— Ну, а ты, Джонни, что скажешь? — обратился к рыбаку командир, точно ища подтверждения в его ответе.
Напряглись старые глаза, сузились.
— Подозрителен он мне что-то, капитан, шкот не так вытянут, как мы, англичане, вытягиваем, через шлюз иначе пропущен.
Такая мелочь заставила командира миноносца усмехнуться, но он все-таки не упустил из виду замечания рыбака.
— А мы сейчас это все выясним. Чарли! — крикнул он офицеру. — Спустите шлюпку и отправляйтесь для осмотра!
Немного спустя, шлюпка запрыгала по волнам, приближаясь к траулеру.
Командир наблюдал в бинокль за последним.
Какая тревога внезапно поднялась на борту траулера! Приближение лодки, видимо, было нежелательным для него. Не было спущено трапа для приема подплывавших моряков, а напротив того, спешно вытягивался якорь, было слышно, как визжала торопливо цепь.
Понял капитан миноносца, что дело неладно. Он сейчас же вывесил сигнал, что будет стрелять в траулер, если он не впустит на свой борт команду с английской шлюпки.
Суета сразу замерла на судне. Миноносец подошел ближе к неизвестному пароходу — и сейчас же все выяснилось.
Несмотря на недолгое сопротивление, траулер очутился во власти англичан. Это было то же судно, которое вчера ночью встретилось с переодетой флотилией немцев.
Капитан Шварцберг злобно посмотрел на английского моряка, заставившего его положить оружие, и молча сдался в плен.
Сейчас же принялись обыскивать все помещения судна; в них нашлось более сотни мин, которые немцы расставляли на фарватере.
Немцы захватили несколько недель тому назад у англичан этот траулер, благоразумно умолчав об этом для того, чтобы, пользуясь английским обликом судна, совершить свой злодейский план.
Александр Барченко
«ЭКСТРЕННЫМ РЕЙСОМ»
Дальше море было мутное, молочно-зеленое; к горизонту накрывалось лиловой пеленой, что на востоке свисала с неба. А здесь, возле борта, вода пряталась под плотной шершавой чешуей. Перепутавшись, липли к бокам парохода вялые водоросли, обломки тростника, золотые шкурки бананов и старые пробки.
С океана на рейд забирались шквалы, сдирали с воды блестящую скользкую кожу, расстилали длинные темные коврики ряби. И с ковриком вместе, будто припаянная, вползала на рейд крутозадая джонка под жестким костистым парусом.
Малайские «прау» сновали, протискивались между судами с видом озабоченных сплетниц, а тростниковые шатры на судах черномазых тамилов уже закурились дымом; готовят ужин.
Океанское судно сразу при входе облипают двуногие паразиты; не помогают ни брандспойты, ни ругань. От «москитов рейда» под тропиками застрахован только станционер, и то не всегда. Цепляясь Бог знает за что, туземные лодки липнут к корме парохода день и ночь напролет, густым веером, как стружки к магниту.
Надо видеть, как здесь заходит солнце. Солнцу надоедает за день еле ползти под зенитом. И будто лопается нить, что держит над горизонтом этот багровый сплющенный диск. Быстро — только следить успеваешь — диск падает на воду, полощет в воде широкую алую ленту и тонет.
И нет зари. Быстро сползает темнота, тушит краски.
Далеко, над городом, встало мертвое зарево электрических «солнц». А рейд весь иллюминован цветами живыми и теплыми.
Там, где с утра еще вытравил якоря белый лебедь, красавец почтовый лайнер «Messageries Maritimes»[4], в темноте протянулось и в воде опрокинулось по три длинных ряда огненных глаз. На борту звуки оркестра. Темная масса русского «Добровольца»[5] тяжело придавила сонную воду ближе к выходу в море.
В башнях-трубах жестко скрежещет. Поднимают пары. И, чудится, вся эта чудовищная железная громада трепещет и вздрагивает с тихим гуденьем.
Внизу визжат и стрекочут лебедки, с шаланд грузят последний уголь. Ночью дальше, на север…
4
5
…