– Нет! – закричала Сесстри, но было поздно – лич уже схватил ее. Насмешливый железный череп, все остальное – туман.
Купер думал, что Пурити уже мертва, но та вдруг подняла голову – при этом ее шея захрустела так, словно она и в самом деле была высеченной из известняка статуей; губы покрывала изморозь.
– Я, Пурити… – пыталась говорить она, хотя голос ее осип. Горло слишком замерзло, слишком пересохло, но девушка все равно нашла в себе силы продолжить. «Это то, чего от меня ждал бы Кайен». – Я, Пурити Чингиз Амптелле Гиацинт Клу, младшая из детей барона Эмиля Клу и потомок рода, состоящего в Круге Невоспетых, пользуясь прецедентом Крайне Необычного Восстания Дам, ратифицированным Кардиганом Аккордом, провозглашаю себя леди-сенатором Круга Невоспетых. Присягаю на крови своего рода и законах, что буду достойно нести ношу леди-сенатора до самой своей смерти.
Под конец у нее совсем кончился воздух, но державший ее лич вдруг подался назад, когда Пурити сделала судорожный глубокий вдох и закричала:
– А теперь уносите свои кости с моего неба, вы, напыщенные жертвы моды!
Все личи, находившиеся в зале, как один, обратили на Пурити Клу взгляды своих горящих зеленым огнем глаз. И столь же синхронно начали испаряться облака черного дыма, составлявшие их тела. Начав с шипением возвращаться в небытие, личи в большинстве своем предпочли ретироваться. Но те несколько, что остались, стрелой устремились к Пурити, стряхивавшей с себя ледяную корку, покрывшую ее миниатюрное тело. В последний момент девушка предостерегающе подняла перед собой ладонь.
– Скажите, дохляки, вам известно, какие заклятия оберегают лордов и леди-сенаторов от физического вреда? – поинтересовалась Клу.
Судя по всему, ответ был «нет», но едва первый лич влетел в ее личное пространство, вокруг новоиспеченной леди замерцал аквамариновый энергетический щит. Нежить, налетев на него, просто распалась и осыпалась на пол горсткой черной золы.
Еще два лича расшиблись о заклинание защиты, на которое Пурити только что предъявила законные права, назвав себя лидером человеческого правительства Неоглашенграда. Последние личи визгливо закричали и поспешили удалиться.
Купер и был бы рад издать победоносный клич, вот только портал Цикатрикс начал сотрясаться в судорогах, сначала сжавшись, а затем расширившись еще сильнее. Сквозь него что-то медленно протискивалось. И это что-то обладало удлиненной черной головой – рогатое, яйцевидное, скользкое от кислотной крови, с хвостом в целую милю и весьма злобное. Призрачный палец Купера запульсировал в три раза быстрее – собственная кровь наполняла его, да и сердце Лалловё стучало сейчас, будто у боксера на ринге. До Купера донеслось многоголосое пение вивизисторов из тела Цикатрикс – метастазов, проникших в мозговое вещество, запястья, сердце, матку…
Ньюйоркец ощущал приближение ее многотонной туши и вновь поражался, насколько огромное чудовище смогло взрасти из семечка в образе стройной женщины. Королева фей была даже массивнее, чем первобытное создание, чей труп сейчас лежал на другом конце зала, зато была лишена внутреннего света. Казалось, будто бы электричка из метрополитена отрастила черные когти и научилась дышать, создавая вокруг себя облако озона. Вдоль ее боков не светились крохотные солнышки – лишь питаемые энергией жизни светодиодные татуировки, передающие мысли обезумевших пикси, чьи голоса Купер и без того уже слышал; существа, заточенные в вивизисторах, вопили, умоляя о смерти.
«ЗимыЗимыЗимы! ПодариНамЗимнююСмерть. ПодариНамВоздухИТьму. ЗимнююВоздушнуюСмерть. ИзвлекиИглыИзНашихСердецКупер-ОмфалИДайНамИстечьКровью!»
– Что она такое? – вслух спросил Купер у Лалловё.
Ей не требовалось открывать рта, чтобы ответить. Теперь их соединяли кровь и машина, и он мог слышать ее беспокойные мысли.
«Она моя мать, моя королева и мое проклятие. Она именует себя Цикатрикс, повелительницей шрамов, и она раздавит этот город, словно яйцо, едва поймет, что та сила, которая прежде наполняла зал из желтого металла, угасла и умерла».
Затем Лалловё Тьюи развернулась на пятках и бросилась наутек.
Сесстри опустилась на колени у края круглой ямы, где когда-то лежало богоподобное создание, пронзенное Ресницей, по капле отдававшее свою жизнь той машине, что позволяла смертным разных миров находить свой вечный покой. Машина, прерывающая цикл пробуждений.