Едва представился случай, я оставил баррикаду и вернулся домой.
Изобель и Салли все еще сидели под лестницей. Изобель была едва жива; черты лица искажены, зрачки расширены, речь совершенно бессвязная. Салли не в лучшем состоянии. Их рассказ не отличался логикой, это был просто неполный перечень событий, словно из вторых рук: взрыв, крики, оружейная стрельба и треск горящего дерева… Все это они слышали, лежа в темноте. Пока кипятился для них чай подогревалась еда, я осмотрел нанесенные дому повреждения.
В огороде взорвалась бензиновая бомба, предавшая огню наш сарай. Все стекла окон задней стороны дома разбиты. В стенах несколько пуль. Когда я был в задней комнате, в окно влетела еще одна пуля, она прошла в нескольких сантиметрах от моего уха. Я присел на корточки, добрался до окна и выглянул.
Наш дом занимал господствующее положение на местности, из его окон через сады и огороды хорошо видна соседняя улица. Стоя на коленях, я разглядел, что на ней уцелела только половина домов. В окнах некоторых виднелись суетившиеся люди. Один мужчина, небольшого роста негр в грязной одежде, прятался в огороде за забором. Это он стрелял в меня. Второй раз он выстрелил в сторону дома по соседству с моим.
Изобель и Салли оделись, мы вынесли три упакованные на предыдущей неделе чемодана. Я уложил их в машину. Пока Изобель ходила по дому, запирая все внутренние двери и шкафы, я подсчитал нашу наличность.
Мы поехали к баррикаде. Здесь нас остановили.
– Куда это Вы собрались, Уитмэн? – спросил меня один из дозорных. Это был Джонсон, с которым три ночи назад я вместе дежурил.
– Мы уезжаем, – ответил я. – К родителям Изобель.
Джонсон сунул руку в открытое окно, выключил зажигание и вытащил ключ, прежде чем я успел остановить его.
– Извините, – сказал он. – Никто не уедет. Если мы все разбежимся, ниггеры будут здесь в мгновение ока.
Вокруг столпилось несколько человек. Изобель прижалась ко мне, я чувствовал, что она напряжена. Салли была на заднем сидении. Я боялся даже подумать, какое впечатление это на нее производит.
– Мы не можем здесь оставаться. Наш дом смотрит окнами на уже занятые. Всего лишь вопрос времени, когда они подступят к нему с огорода.
Я видел, что некоторые из собравшихся переглянулись. Джонсон, дом которого был не нашей стороне улицы, настаивал на своем:
– Мы должны держаться один за другого. В этом наша надежда.
Изобель наклонилась к моему окну и подняла на Джонсона умоляющий взгляд.
– Пожалуйста, – сказала она, – войдите в наше положение. А что говорит Ваша жена?
– Всего лишь вопрос времени – повторил я. – Вы же знаете, что происходило в других местах. Если афримы заняли улицу, через несколько ночей в их руках оказывалось все местечко.
– Но на нашей стороне закон, – сказал один из собравшихся, кивнув в сторону солдат по другую сторону баррикады.
Они ни на чьей стороне. Баррикаду можно разобрать. От нее теперь нет пользы.
Джонсон отошел от окна машины и разговаривал еще с одним из наших, Николсоном. Тот входил в состав руководства Патрульного комитета. Через несколько секунд возле окна был Николсон.
– Вы не уедете, – вынес он окончательный вердикт. – Никто не уедет. Уводите отсюда машину и возвращайтесь дежурить на баррикаду. Это все, что мы можем делать.
Он бросил в салон ключ зажигания, который упал на колени Изобель. Она подала его мне, я покрутил ручку и до конца поднял дверное стекло.
Заведя машину, я спросил Изобель:
– Ты хочешь, чтобы мы рискнули?
Она обвела взглядом мужчин перед машиной, колючую проволоку баррикады и вооруженных солдат за ней. Изобель промолчала.
На заднем сидении заплакала Салли:
– Я хочу домой, папа – сказала она.
Я развернул машину и медленно покатил к дому. Из домов по нашей стороне улицы слышались крики женщин. Я бросил взгляд на Изобель, она зажмурила глаза.
Мы остановились возле своего жилища, я задним ходом подрулил к дому. Он выглядел до странности таким же, как всегда. Никому не захотелось выходить из машины. Я выключил двигатель. Казалось, стоит повернуть ключ зажигания, и все будет кончено.
Через некоторое время я включил первую передачу и мы направились в противоположный конец улицы к лужайке для развлечений. Когда сооружалась баррикада в том конце улицы, упиравшемся в главную дорогу, этот конец перегородили только двумя рядами гладкой проволоки и обычно дежурных здесь не было. Ничто с тех пор не изменилось.
Вокруг ни души. Как и на всем протяжении улицы, здесь одновременно ощущались ставшее нормальным отсутствие покоя и какая-то спокойная ненормальность. Я остановил машину, выскочил из нее и опустил проволоку на землю. За ней был деревянный забор на легких кольях. Я пошатал его руками. Сам забор достаточно крепок, но колья шатались.