Она не долго сердилась. Уже через минуту ее голос зазвучал ровно и печально, а в глазах затеплилась грустная усмешка.
Воронов и радовался и огорчался ее перемене. Его душила злость к тому, другому человеку, оказавшемуся сильнее его, который, несмотря ни на что, был дорог и близок Наташе,
— Да, — говорила она, не спуская с Воронова искрящихся глаз, — я люблю Бориса, и ты не смеешь вмешиваться в нашу жизнь. У тебя свои убеждения, у нас свои. Каждый делает то, что хочет, иначе зачем жить? Ты обвиняешь Бориса в убийстве, а я не верю тебе. Он ранен, находится в больнице, какой же он преступник? Преступник тот, кто забрал деньги и уехал, неужели ты не можешь понять этой азбучной истины? Или ты хочешь, чтобы Бориса посадили в тюрьму?
Наташа говорила долго, и чем чаще упоминала она имя Вострикова, тем неспокойней чувствовал себя Воронов. Он не знал, на что решиться: говорить ли и дальше, что Востриков соучастник преступления, или отказаться от собственной версии и попросить у Наташи прощения?
То, что она не обманывала его, он верил. Верил потому, что знал ее с детства. Она всегда поражала его своей прямотой. Иногда он шутил: «Вы чисты, как кристалл, с вами трудно будет жить!» — «Почему?» — спрашивала она. «Ну, что это за жена, которую нельзя обмануть», — говорил он. Она презрительно фыркала и отходила прочь.
«Слюнтяй! Дурак! — слушая теперь Наташу, ругал он самого себя. — Раскис, поговорив с любимой девушкой! Что бы ты сделал, если бы она оказалась преступницей? Нашлось бы у тебя достаточно мужества арестовать ее? Конечно, не нашлось бы!.. Эх, ты-ы!»
— Прости, Наташа, я, кажется погорячился… Я думал, что ты замечала что-нибудь за ним, и будешь со мной откровенна. Моя ошибка — моя беда. Я верю тебе, значит, постараюсь верить тому, кого ты любишь, Он поправится, и вы будете вместе. До свидания.
— До свидания, — машинально сказала она. Он взял фуражку.
— Подожди!
Наташа резко вскинула голову и потянулась к нему, совершенно другая — красивая, сильная, ласковая…
— Ты хороший, Алеша, — сказала она, покраснев. — Я… если что узнаю о нем, приду к тебе… Расскажу…
Воронов вздрогнул, почувствовав прикосновение ее рук. Уверенность, владевшая им сначала, уступила место растерянности и боязни. Он одел фуражку и молча направился к двери.
— Ты уходишь? — послышался ее мягкий голос.
— Кстати, — сделав вид, что не расслышал ее вопроса, поинтересовался Воронов, — не у тебя ли Расулов и Востриков провели позапрошлую ночь?
— У меня.
Воронов хлопнул дверью. Он понял, что все проиграл: его версия не стоит и выеденного яйца. Востриков не виноват, в противном случае, Наташа бы знала о преступлении.
Глава 18
В ВАРЬКЕ ПРОСЫПАЕТСЯ ДЕМОН
Варька выхватила из шкафа книгу, упала на кушетку, сделала вид, что читает. Ее встревожили шаги, раздавшиеся в коридоре. Она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее состояние.
— Варя, обедать пора!
— Ах, это ты, мама… обедайте, я не хочу!
Посмотрев на мать, остановившуюся в дверях, Варька поправила волосы и перевернула лист. Мать, подождав минуту, тихонько прикрыла за собой дверь — когда Варька читала, она не решалась ей мешать.
Книга полетела на кровать.
Варька видела, как Воронов зашел к Наташе. Боль, сжавшая ее сердце, не проходила. О чем они будут говорить, спрашивала она себя. Что ему от нее надо? Неужели подруги правы — не отступится, пока не женится?
Во всем виноваты мама и папа. Они всегда отпугивали его от Варьки. Мама как-то сказала ему: «Не зарься на Варьку. У нее есть жених!» Он скривился: «Отвяжитесь вы со своей Варькой!» Варька вечером устроила скандал, Мама защищалась — говорила, что хочет для нее добра, Папа сначала молчал, потом перешел на сторону мамы. Только бабушка пожалела Варьку.
Ночью снился страшный сон. Варька и Воронов гуляли в лесу… Он говорил ей о своей любви. Откуда-то появилась Наташка. Она вся светилась. Такой красоты Варька еще никогда не видела. Воронов протянул ей руки. Она бросилась к нему, и они исчезли. Варька испугалась, стала звать обоих — никто не ответил. Только лес захохотал, да задрожали деревья, осыпая на Варьку пожелтевшую листву.
…Вчера она встретила его мать. Поздоровавшись, Ефросинья Андреевна спросила, здорова ли бабушка Анисья. Варька была не в духе — не достала билет в театр, «Бабушка? А что с нею сделается!» — сказала она. Потом забеспокоилась: «Еще обидится… Скажет — пустышка!», показала руки, громко рассмеялась:
— Вот… Не достала билет в театр!..
— Боже мой, душенька, стоит ли из-за этого горевать! — заулыбалась Ефросинья Андреевна. — Я скажу Алеше — он все сделает.
Варьке надо бы отказаться — так всегда делают, когда хотят понравиться, она слышала это от многих. Мама ни за что ничего не возьмет, пока не скажет несколько раз: «Нет!»
— Ты заходи к нам… Почему сторонишься!.. Ах, какое у тебя хорошее платье!.. Оно так идет тебе! Ты в нем, как… Кто шил?.. Боже мой, боже мой, Алешка так будет рад!.. Приходи…
Конечно, Варька не пришла. Какие нужно иметь глаза, чтобы идти… Все скажут — влюбилась! Ефросинья Андреевна первая подтвердит это. Она не умеет молчать… Интересно, что бы подумала Наташка?.. Ах, Варька отдала бы все, если бы знала, зачем он пошел к ней? Может быть, делать предложение? Степанида Александровна без ума от него.
Все-таки, нехорошо устроен мир! Почему Варька должна ждать, когда кто-то придет к ней и скажет, что любит? Разве Варька первая не сможет это сделать? Она нисколько никого не боится. Признаться в любви совсем не трудно, Она встретит его и скажет: «Алеша, я тебя люблю!» Что в этом плохого?
«Ничего, ничего, ничего, — закружилась Варька по комнате, прижимая к груди думку. — Вот пойду к нему и скажу… Назло всем — пойду и скажу…»
Бабка Анисья прислонилась к стене, столкнувшись с внучкой в коридоре. Она еще не видела такой свою любимицу. Варька так раскраснелась, точно только что выскочила из пламени.
— Господи, внученька, что с тобой? Уж не заболела ли? — перекрестилась бабка Анисья.
— Заболела, бабушка!.. Ой, как заболела! — задержалась на минуту Варька. — Ты помолись за меня! Иди к себе и помолись! — она чмокнула бабку в дряблую щеку. — Только маме ничего не говори!
…Яркий дневной свет швырнул в глаза тысячу ослепительных лучиков. Почувствовав слабость, Воронов зажмурился, и, привалившись спиной к крыльцу, стиснул зубы. «Вот и поговорили, — прошептал он. — Розыков будет доволен… Эх, Наташа, Наташа!»
Рядом послышались торопливые шаги. Воронов отпрянул от крыльца, поднял голову — на ступеньках стояла Варька.
— Ты? — удивился он.
— Я, — тихо ответила она. — Вот пришла…
— Пришла? К Наташе?
— К тебе.
— Не чуди, Варька…
— Постой! — «Теперь или никогда!.. Лучше теперь!.. Ну и пусть, что светло!» — Варька шагнула к Алексею, обвила горячими руками шею, начала быстро целовать. Он ошалело заморгал глазами, не зная, что подумать. — Милый!.. Хороший!.. Люблю!.. — шептала она, все крепче прижимаясь к нему. — Люблю!.. Вот… Люблю!.. Единственный…
— Варька… Варюха… Глупая… — задохнулся Алексей. Он с трудом отстранил ее от себя, взял под руку, вывел на улицу. — Ну, не плачь, что ты! На нас смотрят… Хочешь мороженого?
— Хочу, — сказала Варька.
— Какая ты…
Они пересекли улицу. Алексей взял две палочки эскимо. Протягивая одну Варьке, он невольно залюбовался ею. Побледневшая, в темном платье с закрытым воротником, поверх которого вздрагивали коралловые бусы, в туфельках-лодочках, она была какой-то новой, удивительной. «Что, если пригласить ее в кино? — подумал он. — Наташа узнает — успокоится. Не станет презирать меня. Ведь она решила, что я обвинил Вострикова, потому что ревную».
— Ты что-то сказал? — спросила Варька.
— Я? Тебе показалось, — смутился Алексей. Он посмотрел на часы. — Ну, мне пора. Иди домой, и не глупи… До вечера.