Это «необыкновенное» пришло само. Правительство издало Указ об амнистии.
Первые дни на воле показались Уйгуну страшно короткими и чудовищно однообразными. Он помышлял начать честную жизнь, но не делал никаких шагов для осуществления своих намерений. Тут-то и понадобился небольшой толчок, чтобы колеблющийся Уйгун снова «упал». Таким толчком оказалась новая встреча с Волком. Друзья быстро нашли общий язык и уже наметили план действий. Однако случай снова выручил Уйгуна. Волк учинил дебош в ресторане и был осужден на один год за хулиганство. Пришлось все-таки подумать о работе, и Уйгун устроился продавцом в раймаг.
Заведующий магазином Ахрар Агзамов, отметив в Уйгуне старание, сделал его своим помощником. Молодой продавец ревностно относился к своим обязанностям и вскоре завоевал полное доверие Агзамова — его стали посылать в город за товарами. Успехи Уйгуна обратили на себя внимание его бывших друзей. Во время одного из посещений ресторана он «случайно» познакомился с Шерматом. Дружба быстро окрепла, и ни одна попойка уже не обходилась без участия нового знакомого. Все свои тайны он доверял Шермату.
Капитан Зафар был прав: Уйгун пришел в отдел точно через двадцать минут.
Именно таким он и представлялся мне: высокий, с длинным хищным носом и прищуренным колючим взглядом. На нем был шерстяной светлый костюм и черная тюбетейка. Из кармана пиджака торчал темно-коричневый галстук. Одна штанина, сильно помятая снизу, была испачкана грязью. В его нервных движениях чувствовалась скрытая сила. Я подумал, что ничто не заставит его быть откровенным в Зафаром.
— Ну, вы поняли, что нас нельзя обмануть?
— Ясно, — не удостоив взглядом капитана, насмешливо бросил Уйгун.
— Значит, будем говорить откровенно?
— Конечно.
Зафар посмотрел на меня и пригласил Уйгуна сесть:
— Скажите, почему вы так поступили?
— Ясно, почему… Выпил!
— До кишлака, в котором вы работаете, не так далеко… Можно было отвезти товар…
— Действительно недалеко…
— Вы совершили преступление.
— Хоть убейте — ничего не знаю!
— Не прикидывайтесь дурачком!
— Я не прикидываюсь! — изумился Уйгун. — Я же был пьяным!
Старший оперуполномоченный взял со стола линейку и завертел в руках — я насторожился, Наташа говорила мне, что он играл линейкой в минуту сильного раздражения.
— Черт знает что! — услышал я его резкий голос. — Вы говорите так, словно вам пятнадцать лет! — Помолчав, Зафар произнес тихо: — Что вы думаете о Шермате?.. Не мог ли он… взять чемоданы?
— Не мог, — отмахнулся Уйгун.
— Почему?
— Он был вместе со мной в вытрезвителе.
— Тогда чемоданы взяли те, кто связан с ним!
— Чепуха!.. Я знаю Шермата!..
— Гмм… — капитан швырнул линейку на диван. — Остаешься ты, Мертвец!..
Услышав кличку, которую получил в тюрьме, Уйгун вздрогнул. Он рванул воротник рубахи и резко повернулся ко мне.
— Кто это? При нем все можно говорить?
— Говорите, — разрешил капитан. — Это наш человек.
— Ваш?!. Начальник?..
— Журналист.
— Вот что! — лицо Уйгуна, только что искаженное гневом, стало вдруг спокойным. В глазах вспыхнули добрые огоньки: — Так вы из газеты!.. Послушайте! — Уйгун снова был другим человеком. Он так крикнул, что задрожали стекла. Отчаяние и страх овладели всем его существом. Уцепившись сильными жилистыми руками за стул, он прикусил губу и резко откинул голову назад, — Послушайте, вы встречаетесь со многими людьми, вот даже с… ними, — неприязненно бросил он в сторону капитана Зафара. — Вы знаете жизнь, я где-то читал об этом. Нет-нет, вы постойте, вы скажите, я — пропащий человек? Мне нельзя верить, да?!
Я не знал, что ответить, как вести себя. В кабинете, в котором мы сидели, был «хозяином» капитан Зафар: удобно ли вмешиваться в его дела? Не испорчу ли я допрос?
— Почему нельзя верить? Можно, — не глядя на капитана, неуверенно сказал я.
— Нельзя, — вздохнул Уйгун. — Тот, кто однажды побывал в заключении, здесь не пользуется доверием. Точка!..
— Ну, что вы! — начал оживляться я. — Наоборот, здесь ценят и уважают честных людей.
— Мели Емеля — твоя неделя, — нахмурился Уйгун. — Я думал, ты из другого теста сделан, а ты…
— Рахманов! — крикнул капитан Зафар.
— Вы напрасно сердитесь, — сказал я. — У меня нет оснований не верить вам.
— Нет, правда? — снова вспыхнул Уйгун.
— Правда.
— Спасибо! — Он достал носовой платок, вытер вспотевшее лицо, попросил закурить. — Какой черт согласится совать палки в собственные колеса! У меня пока голова на плечах… Нет, человеку надо верить!..
— Значит, ты ни в чем не виноват? — сердито спросил старший оперуполномоченный.
— Я привез домой государственные вещи, — ответил Уйгун.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Все.
— Подумай, может быть, тебе известно еще что-нибудь!
— Нет.
— Ульмас Зафарович, — обратился я к капитану, — разрешите мне задать товарищу Рахманову один вопрос?
— Пожалуйста.
— Скажите, товарищ Рахманов, — не сразу спросил я, — не мог ли взять чемоданы с ценностями кто-нибудь из ваших родных или близких?
— Что вы! — удивился Уйгун.
Капитан Зафар на этом закончил свою беседу.
— Надо верить человеку, — сказал он, когда Уйгун Рахманов вышел из кабинета.
— Да, — отозвался я.
Некоторое время мы сидели молча.
— Что же вы намерены делать дальше?
— Искать! — бросил капитан.
— Кого?
— Воров.
— Уйгуна к ним не относите?
— За ним установим наблюдение. — Зафар поднялся. — Наверняка прав майор Исмаилов: инициатором этого преступления являются Кумрихон и Мамасадык.
Мы помолчали еще.
— Вы будете работать с майором?
— Я еще ничего не знаю о Шермате.
— Где сейчас… Бельская? — поинтересовался я.
— Точно такой же вопрос я хотел задать вам. — Капитан поглядел в окно, за которым алела вечерняя заря, и добавил. — Мне Наташа вот… так нужна.
В течение следующих трех дней я был занят в редакции и не знал в каком состоянии находилось «Дело Рахмановых». Поэтому, когда сегодня вечером увидел Наташу, у меня не хватило такта спросить ее о здоровье, все мои вопросы касались Зафара и Исмаилова.
Наташа терпеливо выслушала меня, но ни на один вопрос не ответила. Она капризно оттопырила нижнюю губу и, посмотрев мне в глаза, рассмеялась.
— Ты что, Наташа? — смущенно произнес я.
— Ничего, — продолжая смеяться, ответила она. — Просто ты чудак и все. Понял?
— Нет.
— Пойдем в парк.
Я не ожидал этого предложения.
— Пойдем.
— Ты становишься послушным.
— Можно ли ослушаться представителя власти?
Наташа погрозила мне пальцем:
— Не дерзи, я не люблю.
Потом, когда садились в автобус, сказала:
— День и ночь: преступники, преступники, преступники… Надо же побыть без них… вдвоем…
Позже я узнал: Наташа пошла в парк, чтобы последить за одним человеком. Это оскорбило мое мужское самолюбие. Однако все, что я увидел и почувствовал, находясь в этот вечер с нею, останется навсегда в памяти, как самое светлое и радостное в моей жизни.
— Как здесь хорошо, правда?
Мы проходили по широкой аллее. Над нами искрились бусы разноцветных лампочек. По бокам, словно часовые, стояли вековые дубы. Впереди, за фонтаном, как вихрь, кружились пары — там была открытая танцевальная площадка.
— Хорошо, Наташа, — согласился я.
Мимо нас прошла шумная стайка юношей и девушек. Наташа прильнула ко мне. Я сжал ее локоть, почувствовав в сердце холодок. Потом, выждав, когда мы остались одни на аллее, я спросил сухими непослушными губами:
— Ты веришь, что дружба и любовь могут быть вместе?
— Не знаю, — зарделась Наташа.
— Как же ты?!..
— Что!
Я не успел ответить: из-за дерева, стоявшего за живой изгородью, выскочили парень и девушка и, громко смеясь, подбежали к нам.