— Вас перестал интересовать главарь?
— Нет, я пытался узнать, кто он. Мне кое-что рассказал о нем Шермат.
Я вздрогнул: Джураев говорил о друге Уйгуна. Что же происходило? Кто прав? Майор Исмаилов или капитан Зафар? Почему Наташа до сих пор не высказала своего мнения?
Назвав имя Шермата, парень умолк, поэтому Розыков подбодрил его:
— Ну-ну, говорите!
— Он сказал, что главарь недавно бежал из заключения, что он высокого роста и часто говорит: «Ты уловил мою мысль?» Любит щегольнуть: курит трубку и носит черные очки.
— Как его кличка? — повысил голос полковник.
— Скорпион.
Говорят, что работников уголовного розыска трудно чем-нибудь удивить. Сегодня я понял, что это не так. Услышав кличку главаря, Розыков присел от неожиданности. Его глаза, только что внимательно изучающие преступника, повернулись к Наташе. Она хотела поправить волосы и так застыла с поднятой рукой.
Сообщение поразило и меня. Я вспомнил рассказ Наташи. Когда-то Абдулла Шарипов присвоил себе кличку некоего Ягодкина и держал в железной узде Лещинского, Вострикова и Алехина. Потом Шарипова не стало, на его месте появился другой, которого Наташа увидела в трамвае — он также был в черных очках и его звали Скорпионом.
— Пожалуй, майор Исмаилов прав, считая, что в краже замешан муж Кумрихон, — сказал Розыков, когда увели Джураева. — Мамасадык недавно бежал из тюрьмы… Вот только как объяснить перемену клички, раньше его звали — Бай… Ладно… — Он посмотрел на меня и Наташу. — Отложим разговор до завтра. Предположения хороши, когда имеются под руками улики. Сейчас — Гвоздев!..
Когда стало ясно, что Уйгун не причастен к преступлению, а от Кумрихон нелегко добиться признания, Наташа и участковый Каримов, проведя сложную оперативную работу, напали на след одного из участников кражи — Мумина Джураева. При этом Наташа так удачно провела предварительное следствие, что парень не устоял и рассказал, как была организована кража.
Работой Наташи были восхищены все работники отдела и управления милиции. Особенно радовался майор Исмаилов: его версия совпадала с фактами следствия. Оставалось только уточнить — замешана в преступлении Кумрихон, или нет. Это мог открыть только Барс — правая рука Скорпиона.
— …Ну, а с вами, товарищ лейтенант, у меня будет такой разговор…
Эти слова я услышал несколько дней тому назад, когда выходил из кабинета полковника. Розыков обратился с ними к Наташе.
Собственно, с этих слов началась разработка третьей версии, которой занялись Наташа и Каримов.
Сегодня следователь Марков закончил дело Вострикова, — сказал тогда Розыков, — Ты хорошо знаешь этого человека. Вызови его к себе и поговори. Возможно, он расскажет тебе больше, чем Маркову.
— Хорошо, я поговорю с Востриковым, — сказала Наташа.
— Если тебе трудно, я могу это сделать сам, — нахмурился Розыков. Поспешность, с которой ответила Наташа, не понравилась ему. Он сложил руки замком и, положив их на стол, посмотрел ей в глаза.
Она поднялась:
— Нет-нет, не надо…
Востриков чувствовал — встреча с Наташей неизбежна. Он знал, что прошлого не вернешь, что она уже не любит его, однако никак не мог примириться с этим. Ему хотелось вычеркнуть из своей жизни и Скорпиона, и тюрьму, и дружков. Но тогда приходилось зачеркивать и Наташу. Он встретил ее именно в те бурные для себя дни. Пустота, будто тиски, сжимала его грудь, была до того жуткой и неотвратимой, что в голове не раз возникал вопрос: стоит ли жить?
Сейчас, глядя на Наташу и слушая ее негромкий голос, Востриков еще острее осознавал безвыходность своего положения. Если еще месяц назад он думал, что встреча с Наташей вернет ему частицу прежнего тепла, то теперь его даже пугала эта мысль. Он понимал, что Наташа пришла к нему не как товарищ, который искренне озабочен горем близкого человека, а как представитель власти, облаченный правом изобличать и наказывать.
— …Во имя чего ты так безжалостно растоптал свою молодость? — спрашивала Наташа. — Разве ты не можешь жить честно? Я знаю — ты увлекался радиотехникой и мечтал поступить в институт. Кто отобрал у тебя это? Почему ты подчинился негодяям?
Потом она, кажется, поняла его состояние — умолкла. Лучи солнца, вырвавшись из-за угла здания, упали через окно на ее лицо. Востриков заметался на месте, попросил разрешения закурить — такой красивой он еще никогда не видел ее.
— Скажи, Борис, — Наташа посмотрела ему в глаза, — как фамилия человека, который был с тобой в трамвае?
Востриков резко отдернул руку от пепельницы:
— Ты только за этим меня вызвала?
— Да.
— Спасибо!.. — Он помолчал. — Я думал, что ты скажешь неправду. Бывает еще так — надо добиться признания, вот милиция и крутит… Конечно, ты другая, я… Только пойми: на моем месте каждый подумает черт знает что!
— Так, кто же он?
— Мой прежний хозяин.
— Ягодкин?!
— Он.
Наташа чуть не вскрикнула. Наконец-то найдены следы того, кто бесследно исчез с момента ареста Абдуллы Шарипова. На допросе он сообщил, что выполнял операцию шефа. Ягодкин сам разработал план ограбления кассира Расулова. Он думал, что примет в ней непосредственное участке. Однако в городе появился работник Московского уголовного розыска капитан Крайнев, который знал его в лицо. Пришлось дело поручить Шарипову.
«Какой я была глупой тогда в трамвае, — обругала себя Наташа. — Пора стать более смелой. Выпустила из рук преступников. Да и Розыков — хорош, — рассердилась она. — Ведь он знал приметы Ягодкина».
— Борис!
— Что, Наташа?
— Ты знаешь, где он сейчас?
— Кто? Ягодкин?
— Да.
— Не знаю.
Наташа потянулась к телефону,
— Подожди! — Востриков облизал пересохшие губы. — Я, может быть, тебя больше никогда не увижу… Так, чтобы ты знала — освобожусь, начну жить по-новому, как все: ты, твои друзья… Ну, прощай!..
— Спасибо, Боря!
Она встала и подала ему руку. Он вдруг склонился и припал к ней губами. Потом повернулся и, сутуля плечи, грузно направился к двери…
На другой день утром Наташа доложила Розыкову о результатах разговора с Востриковым. Полковник внимательно выслушал ее и сообщил о последних сведениях, добытых Исмаиловым и Зафаром.
— По-моему, они оба на неправильном пути, — сделала она вывод.
— Может быть, — согласился Розыков.
— Я могу идти?
— Меня интересует ваше мнение о деле?
— Его надо начинать с Шермата.
Полковник не спросил: почему? Кивнул головой — действуйте! — и простился с Наташей.
Первые дни не принесли ей удовлетворения. Она и участковый Каримов проверили всех людей, с которыми был знаком Шермат, однако ни один из них не вызвал подозрения. Больше того, все они хорошо отзывались о своем друге.
Султан Егамбердыев, работник райкома комсомола, с котором Шермат учился в средней школе, сказал: «Это — рубаха-парень. Добрый, смелый, веселый. На него можно положиться.»
Сотрудники клуба, где Шермат работал киномехаником, в один голос заявили, что ничего необычного не заметили в его поведении. «Честный человек, чуткий товарищ, — сообщил директор клуба. — Я хорошо знаю его».
Терзаемая сомнениями, Наташа решилась на крайнюю меру — пришла в дом Шермата, к его матери.
Матлюба-апа не любила, когда ее беспокоили рано утром, поэтому холодно встретила гостью. Она сидела у туалетного столика, заставленного флаконами и баночками и старательно молодила свое уже поблекшее лицо.
Первые несколько минут разговор не клеился. Хотя Наташа и назвала себя знакомой Шермата, Матлюба-апа не доверяла ей. Презрительно скривив губы, она искоса поглядывала на гостью. «Может быть, ей уже известно, кто я?» — подумала Наташа. Надо было вызвать к себе расположение хозяйки, и она громко рассмеялась.