То, что предстало перед нами через несколько минут, поразило нас, особенно меня.
Лощину пересекал глубокий овраг, через который был перекинут неширокий мост. На дне оврага темнела коробка такси, перевернутая вверх рамой. Недалеко от нее, с правой стороны лежал неподвижно мужчина, слева у самых колес — женщина.
— Они, — прошептал Исмаилов.
Я бросился к женщине и замер: это была Кумрихон Рахманова.
— Она жива! — крикнула Хафиза Нуркабилова. Подошел Исмаилов, присел на корточки и взял Кумрихон за руку, спросил тихо:
— Это сделал он?
Большие красивые глаза женщины наполнились слезами, она попыталась повернуть голову, но не смогла. Нуркабилова прикусила губы и вдруг заплакала. Майор быстро поднялся — его густые взлохмаченные брови надвинулись на глаза.
— Степной, свяжитесь по радио с управлением и вызовите скорую помощь!
Мужчина оказался Мамасадыком Джангировым. Он был мертв.
— Авария, — не то спросил, не то констатировал факт блондин.
— Преступление! — бросил майор. Он отозвал меня в сторону. В его глазах горел торжествующий блеск. Это происшествие, по-видимому, радовало его. — Ну вот, и все… Я оказался прав — кража совершена Мамасадыком… Кумрихон помогала… Они удирали… Результат, как видишь, не совсем…
— Запутано все, — проговорил я.
— Это только кажется… Сейчас приедет полковник, и все станет на свое место. — Майор вдруг хмыкнул в усы. — Старалась, старалась, и вот….
— Вы о чем?
— Да о версии Наташи.
— А-а-а…
Я еле сдержался, чтобы не обругать майора. Он понял, что сейчас не время говорить о Наташе, поэтому нахмурился и начал сбивать пальцем пепел с папиросы.
— Она что-то напутала, — сказал я.
— Ты не знаешь что?
— Не знаю.
— Она слишком доверяла собственной интуиции. — Он быстро вскинул голову. — Это преступно. В нашей работе главное — улики! Не будешь опираться на них — никогда не победишь. Конец может быть только один…
— Этот? — указал я на Мамасадыка.
— Почему?.. Собственно… Бывает и иначе…
Мне не спалось. Я поднялся, включил радиоприемник и вышел на балкон.
Было далеко за полночь. Над городом лился бледный свет Млечного Пути. Внизу чернела лента асфальта — очевидно где-то испортилась электропроводка, и весь квартал был погружен в темноту. Справа от меня качалась вершина акации. Ее длинные лапчатые листья напоминали растопырившиеся пальцы птицы.
Тишина нарушалась только мелодичными звуками вальса, транслировавшегося по радио. Я редко просыпался ночами, поэтому безмолвие города поразило меня. Сразу вспомнились книги о других мирах. Все наполнилось тихой музыкой, я попал под влияние ее неземных звуков.
Нет, я не был одинок. Сначала около меня находилась незнакомая девушка в белом, потом ее сменила… Наташа.
Она казалась прозрачной, как хрусталь. Мне нравилась ее одежда — легкое светлое платье, бледно-голубая лента, перехватившая волосы на затылке; белые маленькие туфельки, снежные перчатки. Я смотрел на нее и говорил о своей любви, о том, как она хороша и красива. Я слышал, как во мне бешено билось сердце — оно было наполнено одной ею и жило только ради нее.
«Я люблю тебя, Наташа… Люблю, моя хорошая», — говорил я, и все вокруг звенело, и кто-то играл для нас старинный вальс.
«Глупый, ты проверь себя, может быть, это не любовь», — отвечала она.
«Нет, нет, не говори так», — задыхался я.
«Почему? — улыбалась она. — Конечно, это не любовь, Разве можно любить… мертвую? Посмотри, пуля Скорпиона задела мое сердце… Теперь оно не твое… И я не твоя!..»
Я протягивал к ней руки и не мог ее поймать. Она летела все быстрее и быстрее — бездна, усыпанная искрами звезд, расступалась перед ней, окутывая все черными тягучими облаками.
Я остался один и долго звал ее, но мне никто не отвечал.
— Бу-м-м!!!
Неужели я задремал? Внизу, по улице, мчалась пожарная машина. На ней кто-то звенел по металлу. В стороне за парком поднималось зарево. Пожар или рассвет?
Приемник молчал. Я встал со стула и привалился к косяку двери. Что же все-таки было? Сновидение? Как я мог уснуть?
В памяти возникли события вчерашнего дня.
— Товарищ полковник!
Розыков остановил Исмаилова:
— Вижу… Вижу…
Работники уголовного розыска приехали к нам через несколько минут после автомобильной аварии… Затем примчалась карета «Скорой помощи» и увезла Кумрихон и труп Мамасадыка.
— Сдался… Не ожидал…
Исмаилов сказал громко — я снова видел в его глазах торжество.
— Да… Сдался, — повторил Розыков.
Прибывшие из управления фотограф и эксперт НТО не спеша делали свое дело: один фотографировал, другой осматривал машину.
Я бродил по дну оврага и вдруг заметил следы.
— Глядите!
Розыков и эксперт подбежали ко мне.
— Товарищ Исмаилов, — крикнул полковник, — вызовите сюда проводника с собакой… Товарищи Каримов, Юсупов, Степной, вы… — указал он на блондина, — прочешите всю долину.
Я вытянулся перед полковником:
— Разрешите и мне пойти с ними? Он сухо бросил:
— Вы нужны здесь!
Что же произошло?
Никто ничего определенного сказать не мог. Высказывались предположения — налицо убийство, а не автомобильная катастрофа, — и только!
— Надо поговорить с Кумрихон, — предложил Исмаилов.
— Мы еще ничего не знаем о сведениях, полученных Бельской, — добавил Каримов, Розыков молчал.
— Альфа, след!
Красавица овчарка сильно натянула поводок проводника, уткнулась острым носом в землю.
— Хорошо! След!
Овчарка еще туже натянула поводок и повела за собой проводника, следом, только над обрывом, пошли два работника уголрозыска.
Почему так холодно?
Порыв ветра, налетевший на акацию, волчком закружился по террасе.
Я прикрыл шею воротником пижамы.
У высокого пятиэтажного дома, расположенного на противоположной стороне улицы, остановились двое: парень и девушка. Они взялись за руки и скрылись в тени подъезда. Недалеко от них прошел, громко стуча сапогами, постовой милиционер.
«Любовь и милиция… Странно».
К Наташе никого не пускали, она бредила.
Степанида Александровна встретила меня в коридоре больницы. Она сутулилась и выглядела гораздо старше своих лет. Это была сгорбленная, убитая горем женщина.
«Вот и встретила дочь», — с грустью подумал я.
— Родненький, да что же это?!.
Нет, никто из находившихся в коридоре не услышал этих слов, хотя для меня они и прозвучали громко. В них было столько выстраданной материнской боли, что я вдруг склонил перед Степанидой Александровной голову.
— Ничего, ничего, все будет хорошо!
— Дай бог!
Мы долго сидели вместе,
Я не знал, о чем говорить.
В коридоре мелькали белые халаты сестер. Одни проходили, низко опустив головы, словно что-то искали, другие глядели перед собой — эти, чувствовалось, гордились своей профессией и готовы были заговорить с каждым посетителем.
Одну из таких сестер я остановил, когда она вышла из палаты, в которой находилась Наташа. У девушки были узкие, как у кореянки, глаза и очень круглое смуглое лицо.
— Ну что вам сказать… Вы ее муж?..
— Нет… То есть, — растерялся я.
— Ах, какие вы все… — Сестра недовольно пожала плечами — Она бредит… У нее прострелены легкие и… Ночью, возможно, завтра, все кончится.
Я схватил девушку за руку.
— Что кончится?
— Пустите! — протянула. она. — Это ее мать?
— Да.
— Ей можете не говорить… До свидания.
Очевидно, поняв, что сказала лишнее, девушка с тревогой глянула на меня и быстро скользнула в ближнюю дверь. Ко мне тотчас подошла Степанида Александровна. Я не успел что-либо сообщить ей — в конце коридора появились полковник Розыков и главный врач больницы. Я бросился к ним.
— Пойдемте, — предупредительно поднял руку главный врач. — Якуб Розыкович убедил… Только прошу вас, ведите себя благоразумно. Ей необходим полный покой.