Выбрать главу

— На улице ночь, можно ли сейчас что-нибудь сделать, — не сдавался Воронов. — Говорят: утро вечера мудренее!

— Что можно сделать сегодня, не откладывай на завтра, кажется, еще и так говорят? — напомнил Розыков.

Когда офицеры покинули перрон, к ним подошла девушка и сообщила, что знает солдата, который видел, как из машины вылетели люди и как потом машина, постояв недалеко от сторожевой будки, ушла на станцию.

— Кто же этот солдат? — задал вопрос Розыков.

— Да Шарипов! Он сказал, что поедет к вам.

— Ничего не понимаю.

— Ну, какой же вы, ей-богу, чудной! Я говорю о ефрейторе Шарипове, неужели вы не знаете его? — Девушка остановила на майоре удивленные глаза и вдруг громко сказала — Я — диспетчер. Кузьминых… Надя.

Затем посмотрела на младшего лейтенанта и пояснила: часа в два дня к ней в диспетчерскую вбежал солдат и попросил позвонить к военному коменданту. Телефон как раз был свободен, и она набрала ему нужный номер.

Комендант долго не отвечал, а когда ответил, солдат почему-то положил трубку и не захотел говорить.

— Он ушел от меня так же неожиданно, как и пришел, — закончила Кузьминых. — Мне он ничего больше не сказал. Вот только велел передать вам номер машины.

— Номер машины? — изумился младший лейтенант.

— Да, — сказала она и протянула вчетверо сложенный тетрадный лист.

Не помня себя от радости, Воронов схватил бумагу, развернул и замер.

На углу карандашом были написаны две цифры 24 и 47, Причем, цифра «47», заключенная в круг, стояла особняком, и около нее чернел жирный знак вопроса.

— Загадка какая-то, — пожал плечами Воронов.

— Да, задача, — согласился майор.

— Вечером солдат снова зашел ко мне, — видя, что офицеры озабочены, сообщила Кузьминых поспешно. — Он был странный какой-то, напуганный… Только, когда узнал, что я не передала вам номер, повеселел как будто немного. «Я сам зайду в милицию и поговорю», — пообещал он.

Майор Розыков взял Кузьминых под руку:

— Коротко ваше сообщение надо понять так: солдат был у вас в два часа дня, передал номер машины и уехал. Вечером вернулся и заявил, что сам сообщит в уголовный розыск о происшествии. Я вас верно понял?

— Ой, ну, конечно, — ответила Кузьминых.

— А я вас не понял, — сказал младший лейтенант. — Мне неясно, как вам удалось узнать фамилию солдата?

— Да он сам сказал.

— Когда: днем или вечером?

— Днем.

— А вы его раньше не видели? Кузьминых засмеялась:

— Может быть, вас интересует: встречалась ли я с ним раньше?

— Для дела это было бы лучше, — сухо отозвался младший лейтенант.

— Подумаешь, — фыркнула Кузьминых.

Свет фар вырвал из темноты кусок дороги, мотоцикл обогнул дом, стоявший на отшибе, и поехал по степи.

— А в этой истории с солдатом довольно много загадок, — повернувшись к майору, произнес младший лейтенант,

— Да, — не сразу отозвался Розыков.

— Знаете, товарищ майор, — проехав с полкилометра, снова заметил Воронов, — я думаю, что нам все-таки надо начинать с Вострикова. Этому типу, по-моему, очень много известно о преступниках.

— Вы что? Плохо владеете русским языком? — резко спросил майор.

— Почему — плохо?

— Разве слово «тип» относится к Вострикову? Какое у вас на это основание?

«Действительно, почему я решил, что Востриков связан с преступниками? — подумал Воронов. — Приревновал к Наташе? Глупо!.. Какое я имею право!»

В стороне вспыхнула звезда. Луна качнулась и медленно поплыла влево. Младший лейтенант пригнулся: мотоцикл обошел холм, и офицеры выехали на шоссе.

Глава 10

СОСЕДИ

Язык мой — враг мой, говорит пословица.

Воронов не был болтуном, но он не удержался от соблазна сообщить Варьке, с которой встретился поздно вечером во дворе, о сегодняшних событиях. Причем, говоря об убийстве, он нарисовал такую жуткую картину, что Варька, оставшись одна, испугалась соседа, вышедшего с ведрами за водой.

Позже, когда она заскочила в квартиру и ошарашила бабку Анисью, крикнув: «Убийство!», ее охватил приступ буйного веселья. То, что Воронов рассказал ей об убийстве, было хорошим признаком. Теперь, больше чем когда-либо, жила в ней вера в свой успех. «Он еще может полюбить меня, — думала она, вертясь перед трюмо. — Ведь я не урод, не старуха — мне семнадцать лет! Как хорошо, что мне только семнадцать лет!.. Наташке целых двадцать!.. Какая она старая!»

Бабка Анисья не могла понять внучку. Можно ли так смеяться, когда кого-то убили? Ну, не бес ли вселился в нее — вон она снова закружилась перед зеркалом, будто скаженная!.. Эх-хе, в прежние времена такого не бывало… Дети слушались родителей — делали так, как было угодно старшим.

— Кого же убили, доченька? — после долгого раздумья спросила бабка Анисья.

Варька обняла ее и потащила к окну:

— Меня, бабушка, меня!.. Теперь я…

Бабка Анисья закрестила раскрытый беззубый рот. Чего уж там гадать: в девчонку вселился бес!

— Бог с тобой, внученька. Болтаешь, не знаешь что!

— Ах, бабуля, какая ты непонятливая у меня.

Варька оставила старушку и села на тахту. Девушка сама не знала, как получилось, что она стала думать о соседе, Ведь в доме всегда с презрением отзывались о Вороновых. «Голодранцы… Тихушники…» — иначе и не называли Алексея и Ефросинью Андреевну мать и отец… Правда, потом, когда Воронов поступил в милицию, эти слова стали повторяться реже. Отец — уж до чего самолюбив! — встречаясь с Алексеем, приподнимал шляпу и улыбался.

«Алеша хороший… Хороший… А я дурочка!» — упрекнула себя Варька. Она выглянула в открытое окно и испуганно соскочила с тахты. Напротив, около небольшого дома, дрались пьяные. Один с топором в руке орал на всю улицу: «Всем головы переломаю!» От него шарахались, как от прокаженного.

Неожиданно откуда-то появился Воронов. Он остановился в нескольких метрах от мужчины с топором и смотрел на него.

«Боже мой, он убьет Алешу!»—заметалась по комнате Варька. — Мама!.. Бабушка!.. Куда же они делись?.. Алексей!.. Алешенька!!.. — закричала она и бросилась к двери.

— …Отведите его в отдел! — сказал Воронов двум молодым ребятам.

— Ладно, — отозвался один.

Варька присела на скамейку, врытую в землю у калитки, и с облегчением вздохнула. Все обошлось хорошо — пока она выбегала из дома, Воронов каким-то образом обезоружил мужчину с топором и связал его. Мужчина стоял смирно, понуря большую косматую голову. До него, очевидно, только теперь дошел весь смысл того, что он мог сделать,

Глава 11

УТРЕННИЙ ВОЗДУХ БОДРИТ, НО НЕ ГРЕЕТ СЕРДЦЕ

Наташа постоянно выходила на работу в восемь часов утра. Воронов, одев гражданский костюм, появился на улице без четверти восемь. Он решил поговорить с нею о Вострикове. У него всю ночь не выходили из головы слова: «Я вас знаю. Вы — Воронов, Алексей Дмитриевич». Востриков, должно быть, неспроста сказал это.

Младший лейтенант узнал ее сразу, едва она вышла из ворот дома. Сделав вид, что не может зажечь спичку, он остановился у кряжистого тутовника, похожего на малярную кисть.

— Здравствуй, Алеша. Ты на работу?

Воронов бросил папиросу в арык.

— Наташа! Вот встреча! Здравствуй. — Ему хотелось сейчас же кинуться в омут: сказать о том, что волновало его, но она была так счастлива в это время, что у него не хватило духу. Он скороговоркой добавил, отворачиваясь от нее: — На работу. Пойдем, нам по пути.

Город проснулся. По улице, на которую свернули Алексей и Наташа, бежали автобусы, легковые автомашины, грузовики. По тротуарам беспрерывной нестройной толпой шли горожане: одни — на работу, другие — в магазины, третьи — на рынок. Солнце, поднявшись над домами, слепило глаза жаркими лучами.

— Ну, ты не расскажешь, что у тебя вчера произошло? — спросила Наташа, когда они подходили к трамвайной остановке.