Глава 20 ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ
Анахон-биби, улыбаясь, глядела на сына. Какой он большой да красивый! Как жаль, что рано умер отец. Уж он бы порадовался вместе с нею. Розык любил Якуба. Выполнял все его прихоти. Анахон-биби боялась — испортит первенца, еще вырастет лежебока! Слава аллаху, этого не произошло. Якуб оправдал надежды Анахон-биби. Теперь к нему не подступишься: большим человеком стал.
— Ты кушай, кушай, Якубджан… Гульчехра, принеси арбуз, — позвала Анахон-биби невестку.
— Спасибо, мама, — кивнул головой Якуб Розыкович.
Старушка украдкой смахнула набежавшую слезу… Нет, раньше она и не смела мечтать о таком времени! Ее Розык с утра до вечера гнул спину на бая. Дни проходили, как страшный сон. Никто в семье не знал покоя. Спасибо Советской власти. Она принесла в дом радость и счастье.
— Кушай, Якубджан!.. Гульчехра, садись с нами, хватит мотаться, — взяла сочный ломоть арбуза Анахон-биби…
Совсем некстати вспомнилась первая жена Якуба… Карима три года жила с ним… О покойниках нехорошо говорить плохо; Анахон-биби никогда не делала этого. Сегодня так получилось… Ладно, ладно, аллах с нею, никто не будет тревожить ее праха!.. Якуб, женившись, будто попал в ад. Кариме все было мало. Выклянчит одно, требует другое. Да еще кричит, почему она все время должна думать о семье, почему он никогда ничего не сделает сам? Анахон-биби пробовала пристыдить ее, да где там! Так раскричалась, что всполошились соседи… Может быть, она была такой потому, что болела?.. Тьфу, тьфу, тьфу!.. Как только шайтан не крутит женщину, когда аллах спит!.. Анахон-биби не будет больше думать о Кариме!
— Что это к нам не заходит Игорьджан? — спросила старушка, складывая в кучу корки арбуза.
— Некогда ему, мама… У нас, сами знаете, без дела минуты не посидишь, — ответил Якуб Розыкович.
— Так я и поверила! Гляди! Ты вон сколько времени чаевничаешь!
— Ведь сейчас только семь часов! — удивился Якуб Розыкович.
— Сиди, взъерошился, — улыбнулась Анахон-биби. — С тобой и пошутить нельзя!.. Игорьджан, сдается, сердечный человек. Ты пригласи его как-нибудь…
— Крутоват…
— Слабохарактерный мужчина хуже женщины, — встала на защиту Корнилова Анахон-биби. — Ты тоже не больно жалуешь бездельников!
— Я мало знаю, мама.
— Если хочешь знать много, начинай с азбуки, так говорят старики.
— Времени нет начинать сначала. Наука не поле, не перейдешь с тяжелой ношей.
— Якубджан, ты ли это говоришь! Как у тебя язык повернулся так ответить матери!.. Нет, я вижу, Игорьджан совсем не такой, как ты сказал.
— Я не обманул, мама… Есть у меня в отделении один сотрудник, капитан Исмаилов, — задумчиво заговорил Якуб Розыкович. — Ничего плохого о нем не скажешь. Человек как человек. Только не лежит у меня к нему сердце! Да у одного ли меня!.. Попробовал позавчера поговорить с ним, теперь мучаюсь — правильно ли поступил? Может, не надо возиться — сразу по шее дать?
— Переживаешь — посоветуйся с людьми! — посуровела Анахон-биби. — Самую злую змею может одолеть куча муравьев,
Якуб Розыкович привалился на подушки. Дома, в кругу родных и близких, он соблюдал старые привычки: ел, усевшись на супу и поджав под себя ноги. Стол и стулья, купленные несколько лет назад, стояли в гостиной. Туда в летнее время почти никто не заходит. «Как она верно сказала, — закурил Якуб Розыкович, думая о словах матери. — Один без коллектива ничего не сделаешь. Сила людей в единстве. Кто не понимает этого, оказывается за бортом. Я сказал маме глупость. Она учила жизнь с азбуки: не спотыкнется, как я».
Мать!.. Его мать!.. Она всегда поражала всех своими поступками и советами, Он еще никогда не утаивал от нее своих бед. Лгать в семье не умели. «У лжи нет ног, но она имеет скандальные крылья; улетит — натерпишься горя». Он не раз слышал эти слова, в них была вся мать — суровая, ласковая, сильная… Кем бы он стал, если бы не она? Куда бы повели его пути-дороги? Кто бы шел рядом с ним? Мать наградила его своей любовью к людям, отдала ему свой ум!
— Якуб, тебе пора, — начала убирать дастархан Гульчехра.
— Да-да, — взглянув на часы, заторопился Якуб Розыкович. Он поднялся и, одевшись, поцеловал мать. — До вечера, мама. Вы сегодня многому научили меня.
— Э, чему я тебя научила, — слезла с супы Анахон-биби. — Ты сам себе учитель… Только не зазнавайся… Не будешь знать, как поступить с человеком, ущипни себя. Боль скажет тебе, как чувствуют себя другие… Гульчехра, ты, кажется, хотела сходить на рынок за морковью? — оборвала себя старушка. — Тебе с Якубом по пути. Ладно, ладно, никуда твой Ильхам не денется! Собирайся! Ты что — оглохла?.. Собирайся, я тебе говорю!..