— Почему?
— Он был вместе со мной в вытрезвителе.
— Тогда чемоданы взяли те, кто связан с ним!
— Чепуха!.. Я знаю Шермата!..
— Гмм… — капитан швырнул линейку на диван. — Остаешься ты, Мертвец!..
Услышав кличку, которую получил в тюрьме, Уйгун вздрогнул. Он рванул воротник рубахи и резко повернулся ко мне.
— Кто это? При нем все можно говорить?
— Говорите, — разрешил капитан. — Это наш человек.
— Ваш?!. Начальник?..
— Журналист.
— Вот что! — лицо Уйгуна, только что искаженное гневом, стало вдруг спокойным. В глазах вспыхнули добрые огоньки: — Так вы из газеты!.. Послушайте! — Уйгун снова был другим человеком. Он так крикнул, что задрожали стекла. Отчаяние и страх овладели всем его существом. Уцепившись сильными жилистыми руками за стул, он прикусил губу и резко откинул голову назад, — Послушайте, вы встречаетесь со многими людьми, вот даже с… ними, — неприязненно бросил он в сторону капитана Зафара. — Вы знаете жизнь, я где-то читал об этом. Нет-нет, вы постойте, вы скажите, я — пропащий человек? Мне нельзя верить, да?!
Я не знал, что ответить, как вести себя. В кабинете, в котором мы сидели, был «хозяином» капитан Зафар: удобно ли вмешиваться в его дела? Не испорчу ли я допрос?
— Почему нельзя верить? Можно, — не глядя на капитана, неуверенно сказал я.
— Нельзя, — вздохнул Уйгун. — Тот, кто однажды побывал в заключении, здесь не пользуется доверием. Точка!..
— Ну, что вы! — начал оживляться я. — Наоборот, здесь ценят и уважают честных людей.
— Мели Емеля — твоя неделя, — нахмурился Уйгун. — Я думал, ты из другого теста сделан, а ты…
— Рахманов! — крикнул капитан Зафар.
— Вы напрасно сердитесь, — сказал я. — У меня нет оснований не верить вам.
— Нет, правда? — снова вспыхнул Уйгун.
— Правда.
— Спасибо! — Он достал носовой платок, вытер вспотевшее лицо, попросил закурить. — Какой черт согласится совать палки в собственные колеса! У меня пока голова на плечах… Нет, человеку надо верить!..
— Значит, ты ни в чем не виноват? — сердито спросил старший оперуполномоченный.
— Я привез домой государственные вещи, — ответил Уйгун.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Все.
— Подумай, может быть, тебе известно еще что-нибудь!
— Нет.
— Ульмас Зафарович, — обратился я к капитану, — разрешите мне задать товарищу Рахманову один вопрос?
— Пожалуйста.
— Скажите, товарищ Рахманов, — не сразу спросил я, — не мог ли взять чемоданы с ценностями кто-нибудь из ваших родных или близких?
— Что вы! — удивился Уйгун.
Капитан Зафар на этом закончил свою беседу.
— Надо верить человеку, — сказал он, когда Уйгун Рахманов вышел из кабинета.
— Да, — отозвался я.
Некоторое время мы сидели молча.
— Что же вы намерены делать дальше?
— Искать! — бросил капитан.
— Кого?
— Воров.
— Уйгуна к ним не относите?
— За ним установим наблюдение. — Зафар поднялся. — Наверняка прав майор Исмаилов: инициатором этого преступления являются Кумрихон и Мамасадык.
Мы помолчали еще.
— Вы будете работать с майором?
— Я еще ничего не знаю о Шермате.
— Где сейчас… Бельская? — поинтересовался я.
— Точно такой же вопрос я хотел задать вам. — Капитан поглядел в окно, за которым алела вечерняя заря, и добавил. — Мне Наташа вот… так нужна.
В течение следующих трех дней я был занят в редакции и не знал в каком состоянии находилось «Дело Рахмановых». Поэтому, когда сегодня вечером увидел Наташу, у меня не хватило такта спросить ее о здоровье, все мои вопросы касались Зафара и Исмаилова.
Наташа терпеливо выслушала меня, но ни на один вопрос не ответила. Она капризно оттопырила нижнюю губу и, посмотрев мне в глаза, рассмеялась.
— Ты что, Наташа? — смущенно произнес я.
— Ничего, — продолжая смеяться, ответила она. — Просто ты чудак и все. Понял?
— Нет.
— Пойдем в парк.
Я не ожидал этого предложения.
— Пойдем.
— Ты становишься послушным.
— Можно ли ослушаться представителя власти?
Наташа погрозила мне пальцем:
— Не дерзи, я не люблю.
Потом, когда садились в автобус, сказала:
— День и ночь: преступники, преступники, преступники… Надо же побыть без них… вдвоем…
Позже я узнал: Наташа пошла в парк, чтобы последить за одним человеком. Это оскорбило мое мужское самолюбие. Однако все, что я увидел и почувствовал, находясь в этот вечер с нею, останется навсегда в памяти, как самое светлое и радостное в моей жизни.
— Как здесь хорошо, правда?
Мы проходили по широкой аллее. Над нами искрились бусы разноцветных лампочек. По бокам, словно часовые, стояли вековые дубы. Впереди, за фонтаном, как вихрь, кружились пары — там была открытая танцевальная площадка.