— Ничего, ничего, все будет хорошо!
— Дай бог!
Мы долго сидели вместе,
Я не знал, о чем говорить.
В коридоре мелькали белые халаты сестер. Одни проходили, низко опустив головы, словно что-то искали, другие глядели перед собой — эти, чувствовалось, гордились своей профессией и готовы были заговорить с каждым посетителем.
Одну из таких сестер я остановил, когда она вышла из палаты, в которой находилась Наташа. У девушки были узкие, как у кореянки, глаза и очень круглое смуглое лицо.
— Ну что вам сказать… Вы ее муж?..
— Нет… То есть, — растерялся я.
— Ах, какие вы все… — Сестра недовольно пожала плечами — Она бредит… У нее прострелены легкие и… Ночью, возможно, завтра, все кончится.
Я схватил девушку за руку.
— Что кончится?
— Пустите! — протянула. она. — Это ее мать?
— Да.
— Ей можете не говорить… До свидания.
Очевидно, поняв, что сказала лишнее, девушка с тревогой глянула на меня и быстро скользнула в ближнюю дверь. Ко мне тотчас подошла Степанида Александровна. Я не успел что-либо сообщить ей — в конце коридора появились полковник Розыков и главный врач больницы. Я бросился к ним.
— Пойдемте, — предупредительно поднял руку главный врач. — Якуб Розыкович убедил… Только прошу вас, ведите себя благоразумно. Ей необходим полный покой.
Наташа никого не узнавала.
Она лежала неподвижно, облизывая кончиком языка сухие воспаленные губы. Иногда с них срывался едва слышный шепот, и мы, кажется, различали какие-то слова. Но каждый понимал их по-своему. Мне слышалось собственное имя…
— Наташа… Наташа…
— Успокойтесь, зачем вы! — остановил меня Розыков.
— Ничего. Я понимаю.
— Поедемте ко мне.
— Мне надо побыть одному. Извините.
— До свидания.
Розыков пожал мне руку.
Я открыл дверцу машины и зашагал по улице.
Со Степанидой Александровной я простился раньше — ее отвезли к Лукерье Степановне на машине Исмаилова.
Окружающий мир проходил стороной.
Кто-то смеялся. Кто-то пел.
Шумели автобусы.
Мимо катилось пестрое море разноцветных платьев и костюмов. Ну, вот и все, думал я, и испуганно спрашивал себя: что все? Ничего… Ничего…
Я снова был в больнице, у палаты, где лежала Наташа, я встретил Степаниду Александровну. По ее спокойному улыбающемуся лицу понял, что Наташе лучше.
— Ты уж, милый, не ходи к ней… Уснула она, — доверительно сообщила мне Степанида Александровна. — Беседовали мы… Все о тебе рассказывала… Любит…
— Поправится — женимся, вы не против? — неожиданно для самого себя сказал я.
— Дай бог, сынок, дай бог.
Я не стал просить свидания с Наташей: написал ей записку и передал сестре.
— Скажите ей, что приду вечером,
— Хорошо, — пообещала сестра.
— Очень рад, что вы приехали, — встретил меня полковник. — Мы только что говорили… о вас…
— Якуб Розыкович, я сейчас был у Наташи.
— Знаю, знаю.
— Вы следили за мной?
— У вас такое счастливое лицо.
— Простите… Я думал…
Зазвонил телефон.
Полковник поднял трубку. Выслушал. Кивнул головой. Обратился ко мне.
— Извините, меня вызывает начальник управления. Майор сообщит вам последние новости.
Исмаилов принял предложение начальника отдела с охотой. Он пересел в кресло, стоявшее напротив меня, и, достав портсигар, начал неторопливо закуривать. Его прищуренные, прикрытые густыми бровями глаза смотрели на край пристолика. Губы кривились в легкой усмешке.
— Ты Гулямова знаешь? — спросил он, постучав мундштуком папиросы по портсигару.
— Не знаю. Кто такой? — спросил я,
— Неужели серьезно не знаешь?
— Не знаю.
— Нет, в самом деле не знаешь?
— Ну, конечно, не знаю.
— Черт знает что! Как можно не знать Гулямова. Его все знают. Он работает в «Ташкент хакикати»,
— Не знаю.
— Ну, знаешь!.. — Майор сердито махнул рукой, потом, глубоко затянувшись, авторитетно заявил. — Гулямов журналист — люкс! Напишет — зачитаешься. Как-то я рассказал ему одну историю… Ну, так… рядовую, выеденного яйца не стоит… Так что он из нее сделал!
— Я так не умею.
— Как это, не умеешь? Я уже говорил с тобой об этом. Главное — фантазия, задор, страсть! Разные мелочи, дрязги и прочее — брось! Милиция выполняет важное государственное задание. Помнишь, как Маяковский: «Моя милиция меня бережет». Конечно, есть и среди нас разные… Они, как сорняк: чем больше с ними борешься, тем они больше наглеют. Писать о них — нетипично, это факт! — подчеркнул он. — Есть такие, что цепляются только за отрицательное и раздувают кадило. Начинают выдумывать…