Он ступил на трап, задраил люк и бодро сбежал вниз. Предыдущим поколениям моряков не разрешалось брать на борт семьи, но времена изменились. Жена Нордегруна (их браку исполнилось всего два года) ждала внизу — это был ее первый выход вместе с ним в море. В Каире она сойдет с корабля и полетит домой, тогда как «Киндзара-мару» проследует к Суэцкому каналу.
Приятная меня ждет неделька, подумал капитан, практически второй отпуск. Если потороплюсь, успею присоединиться к ней в кают-компании.
Капитан уже спустился на нижнюю палубу, когда свет на трапе потускнел. Он поднял голову. Нити накала в лампе над дверью походили на тлеющие угольки, вот-вот готовые окончательно угаснуть. Чуть выше в странном темпе мерцали флуоресцентные лампы.
На мгновение освещение пришло в норму, но Нордегрун уже не сомневался — что-то случилось с генератором. Раздосадованный, он повернулся, намереваясь вернуться в рубку.
Свет вновь потускнел, затем вдруг начал разгораться, в конце концов сделавшись ослепительно белым. Флуоресцентные лампы загудели и разлетелись вдребезги, осыпав капитана градом осколков. С громким хлопком взорвалась закрепленная на стене лампа накаливания, и трап, на миг окрасившись в синий цвет, погрузился в темноту.
Шокированный и изумленный, Нордегрун вцепился в поручни — видеть такое ему никогда еще не доводилось. Он почувствовал, как судно начало давать крен, словно вставая на другой курс. Не имея ни малейшего представления о том, что происходит, капитан взлетел вверх по темному трапу и побежал к рубке. Повсюду на корабле взрывались прожекторы и лампы.
Нордегрун ощутил пронизывающую боль в спине и подбородке. Стресс, подумал он, паническая реакция. С его судном что-то не так.
Капитан ворвался на мостик.
— Что, черт возьми, происходит? — проревел он.
Ни Талан, ни дежурный офицер не ответили. Талан кричал что-то в судовой интерком. Вахтенный офицер отчаянно стучал по клавишам компьютера, пытаясь отключить автоматику, но корабль продолжал разворачиваться.
Индикатор руля показывал поворот на левый борт. Мгновением позже экран ярко вспыхнул и погас. Панель заискрила, и боль в голове Нордегруна стала совсем уж нестерпимой.
Почти тут же, схватившись за голову и застонав, свалился на пол дежурный офицер.
— Талан, — прокричал Нордегрун. — Ступай вниз. Разыщи мою жену.
Рулевой колебался.
— Иди же!
Едва Талан оставил пост, Нордегрун схватил корабельное радио и попытался передать сообщение, но, как только капитан щелкнул переключателем, радио издало пронзительный звук. Потянувшись за другим устройством, он вдруг почувствовал, что весь горит.
Посмотрев вниз, он увидел, что пуговицы на мундире светятся красным. Он дернул за одну из них и обжег пальцы. Гул в голове возрос до крещендо, и Нордегрун повалился на пол. Даже с сомкнувшимися веками он видел звезды и вспышки света, словно кто-то давил на глаза большими пальцами.
В голове как будто что-то выстрелило, и из носа хлынула кровь — разорвались пазухи.
Открыв глаза, капитан увидел, что мостик затягивает дымом, и пополз к двери. Кровь заливала лицо, но ему удалось толкнуть крышку люка и частично выбраться наружу. В следующую секунду гул в голове перешел в оглушительный вопль.
Он упал на палубу. Краем глаза заметил, как сзади, со стороны кормы, нечто светящееся образовало дугу между поручнями и судовыми надстройками. Где-то вдали мерцали странные огоньки по-прежнему шедшего вслед за ними судна. Оно находилось милях в десяти, но теперь свет был настолько ярким, что казалось, будто танкер сплошь покрывали огни святого Эльма.
Нордегрун уже мало что соображал и мог лишь смотреть. Судороги сотрясли его с головы до ног, все тело напряглось, боль сделалась совершенно невыносимой, кожа вспыхнула ярким пламенем, и капитан пронзительно закричал.
Глава 3
Восточная Атлантика,
15 июня
Когда над Атлантикой забрезжил рассвет, Курт Остин стоял на корме принадлежащего НУПИ[4] судна «Арго», вытирая полотенцем выступивший на лице пот. Он только что пробежал пятьдесят кругов по главной палубе. Поскольку палуба не была ровной площадкой, в конце каждого круга ему приходилось подниматься на два лестничных пролета, пробегать по транцу[5], а затем спускаться на два пролета вниз.
Гораздо проще было бы отправиться в спортзал, пробежать пять миль на беговой дорожке, а затем оседлать «Стейрмастер», но они были в море, а для Остина море всегда означало свободу — свободу для путешествий и обследования мира, свободу от машин и смога, а иногда — и клаустрофобного существования современной городской жизни. Здесь, в лучах зарождавшейся на горизонте зари, он не желал запираться для утренней зарядки в узкой, без окон, каюте, пусть даже и снабженной кондиционером.
4
Национальное управление подводных исследований (от