Хоахчин была мудрой женщиной, мудрой, как сама земля, её лицо и походило на растрескавшуюся без воды тёмную землю. Поэтому она не спешила отвечать на быстрые вопросы Марка, где Пэй Пэй, когда можно будет её увидеть, как её здоровье и скучала ли она по нему всё это время. Хоахчин велела служанкам как следует вымыть господина, натереть его освежающими маслами, укутать в просторный, пахнущий жасмином халат. Его торопливую речь она прерывала непреклонным движением руки.
Когда Марко наелся и слегка захмелел, Хоахчин всё-таки пришлось поговорить с ним. Она долго говорила о чём-то неясном, пытаясь его заранее утешить, но только вызывала этим в душе Марка излишнее волнение. Ему хотелось знать всё сразу.
— Через десять дней после вашего отъезда, молодой господин, — ровно текла речь Хоахчин, — маленькой Пэй Пэй стало плохо, она слегла и сильно ослабла. Никакая пища не шла ей впрок, всё она выплёвывала. Любой запах казался ей ужасным, даже самый изысканный. Мы показали её тебетскому врачевателю, и он подтвердил то, что было уже ясным любой женщине. Ваша маленькая Пэй Пэй понесла от вас.
— Где же она? — в волнении вскочил Марко.
— Боюсь вас огорчить, господин. Она не смогла родить.
— Так где она?
— Мы похоронили её на прошлой неделе.
Комната закружилась, красные опоры, красные клетки стропил под потолком, красные шторы и ставни вдруг приблизились к глазам, стали горячими, словно перчёными, ударили в голову, навалились на затылок.
— А ребёнок?
— Ребёнок не выжил, мой господин. Он так и не родился. Не спасли.
кого тут винить винить некого вы тоже не виноваты её бёдра были очень узкими не надо было ей беременеть напрасно она не приняла тебетские пилюли не надо было бы ей беременеть честное слово все так говорят в конце концов она даже не ходила лежала почти всё время ей было очень плохо но вы не виноваты никто не виноват мы делали ей прижигания и травяные настои давали лекарь не отходил от неё ни на минуту но спасти её было невозможно так случается в конце концов она ведь была всего-навсего наложницей пускай любимой наложницей господина но ведь тут ничего не изменишь погорюете погорюете но молодое сердце быстро утешится смотрите сколько знатных дам хотели бы удостоиться вашей любви господин вы теперь герой любая захочет родить вам ребенка вам остается только указать кто вам по сердцу а убиваться воину совершенно ни к чему посмотрите-ка что вы делаете с собой вы заросли бородой как дикий зверь позвольте хоть вас побрить а то скоро вас будут пугаться дети халат у вас скоро покроется землёй вас всё время на него тошнит сколько времени вы уже его не снимали позвольте хоть дать вам чистую одежду нельзя же всё время спать в грязном халате вы опять ничего не ели ваш отец тревожится за вас великий хан в недоумении но вы всех отсылаете нельзя пить столько вина вчера вы снова чуть не зарубили раба который принёс вам ужин ещё раз и нам придётся посылать с рабом охрану мы боимся за ваш разум никто так не убивается по наложнице вы ведь так молоды если каждый раз так убиваться по женщине то вы не доживёте до седых волос
заткнись проклятая курица хватит кудахтать
Боже Боже дай мне смерти почему я не умер от дизентерии в Тямпу?!.
ты можешь заткнуться? заткнись ЗАТКНИСЬ СУКА!
Но Хоахчин не «заткнулась» и правильно сделала. То ли её непрерывное убаюкивающее кудахтанье, то ли ласковые сострадательные глаза, то ли постоянная забота о том, чтобы Марка никогда не оставляли одного, то ли тебетские лекарства, то ли ритуалы изгнания духов — что-то (а может быть, всё вместе) сделало своё дело: когда листья позолотил осенний ветер, почерневший Марко вышел из покоев навстречу отцу. Он смотрел на Николая как на совершенно незнакомого ему человека, напугав их с Матвеем до полусмерти.
— Марко, сын, как ты себя чувствуешь?
— Какой сильный ветер, — сказал Марко, запрокинув голову и словно не замечая людей вокруг.
— Марко, как ты?
— Да ничего, живой.
— Это я, твой отец!
— Здравствуйте, папа, — Марко обнял отца, глядя через его плечо с тем же безразличием.
— Тебя хочет видеть Хубилай.
— Что ж, пойдёмте.
— Тебе побриться надо.
— Хорошо.
Через полчаса гладко выбритый, безусый как и ранее, одетый в свежее платье, Марко шёл к Западному двору. С каждым шагом его походка становилась всё более упругой, спина выпрямлялась. Он оживал, только выцветшие льдистые глаза смотрели вокруг без прежнего интереса. Хоахчин посмотрела ему вслед и тяжело вздохнула.