— Ну так убивай, — засмеялся Шераб Тсеринг. — Она тотчас же воскреснет.
Марко хотел обидеться, но смех колдуна был таким открытым, без издёвки, что молодой венецианец только присел на кровать.
— Ты колдун? — спросил он.
— Отец мой был известный нгагпа2, но я не пошёл по его стопам. Я перенял его знания в лечении различных болезней, но я не колдун. Я — странствующий налджорпа3.
— Что ты здесь делаешь?
— Я остался здесь по просьбе Карма Пакши.
— Он колдун?
— Он великий святой, защитник всех живых существ, несущий свет знания, воплощение сострадания.
— Идолопоклонник разве может быть святым? — вскинулся Марко.
— Когда у тебя болит зуб, ты не спрашиваешь, какой веры знахарь, дающий тебе снадобье. Все хотят быть счастливыми — сарацины, несторианцы, иудеи. У всех есть мать, все испытывают боль, всех впереди ожидает смерть.
— И что он делает, Карма Пакши?
— А зачем тебе колдун? — снова засмеялся Шераб Тсеринг.
— Я хочу знать, что такое сон… — мучительно сморщив лоб, произнёс Марко. — В Тебете, рассказывают, колдуны знают всё о смерти и о сне.
— В Тебете колдуны знают, как вызвать дождь или разрушить селение градом, или сделать так, чтобы скотина рожала больше. Великий Мила до того, как стать святым просветлённым, учился у нгагпы насылать грозу и после этого с помощью молнии убил тридцать пять человек, причём своих ближайших родственников. Ему потом пришлось двенадцать лет искупать своё преступление. Колдуны ни хрена не знают. Они тебе не нужны.
— А кто мне нужен?
— Кому нужен?
— Мне.
— А что значит «мне»? Кто такой этот «я»?
Марко глупо посмотрел на Шераба Тсеринга, что-то попытался ответить, но слова куда-то делись. Тебетец зашёлся в хохоте, хлопнув Марка по плечу так, что тот снова беспомощно опустился на кровать.Три.
Библиотекарь шёл, постукивая и шурша по циновкам пола тонкой резной палочкой, последние годы заменявшей ему глаза. Рабыня- караитка, совсем ещё девчонка, в чьи обязанности входило смотреть за тем, чтобы старик ни в чём не нуждался, пыталась направить его, легко придерживая под локоть, но библиотекарь яростно сопротивлялся. Его раздражение Марку понятно: все, кого он учил, разъехались по дальним углам Поднебесной. Новая девчонка полуграмотна, по-татарски говорит с ошибками, не говоря уж о катайском. Хубилай пообещал, что десять лучших сотников будут обучаться в библиотеке так же, как до сих пор обучался Марко. Вот удружил ! Мунгальские сотники прилежны, но тупы, как и эта сопливая караитка. Но Хубилай и слышать ничего не хочет: мунгалы должны стать умнее катайцев…
— Мир тебе, — поздоровался Марко с библиотекарем, неслышно поднимаясь с резного кресла в читальне.
— Si vis pacem, para bellum4? — засмеялся старик, постучав палочкой по ножнам, болтающимся у бедра венецианца.
— Приходится, — улыбнулся в ответ Марко.
— Тебе надобно бы Сунь Цзы прочесть.
— Я наизусть учил, всё ещё помню. И даже пытался на латинский переводить, да не успел. Кубла-хан меня в страну Мянь услал.
— А вот меня память совсем подводит — путаю всё: языки, смыслы, образы. Презабавнейшая каша получается иногда. Как катайский дракон — чешуя карпа, тело змеи, ноги петуха, а рога — оленьи, — снова засмеялся библиотекарь, и редкие шёлковые волоски на его белёсом черепе зашевелились в такт. — Так говоришь наизусть?
— Пэй Пэй просила, чтобы наизусть, — помрачнел Марко, поглаживая гарду.
— Пэй Пэй? Жалко девочку… Способная была, образованная. Конфуцианский канон знала лучше многих сюцаев, её отец учил строго, — голубые бельма старика увлажнились. — Чаю?
— Благодарю покорно.
— А я выпью, — задорно сказал старик. — Эй, сопливая, давай-ка чайничек нам, да шевелись.
Караитка убежала, пятясь назад. Старик был самым добрым существом, которое она видела в жизни: он ни разу её не ударил за полгода и вовремя кормил. Этого было достаточно, чтобы она посчитала его живым божеством. За пазухой у неё притаился тонкий кривой сарацинский нож: если на старика кто-нибудь поднимет руку, она защитит слепого, а если надо, умрёт за него.
— Я пришёл спросить тебя…
— Конечно, Марко. Хотя за минувший год ты стал совсем другим, взрослым, настоящим мужчиной. Но спрашивай. Тяга к знаниям похвальна…
— Я встретил Шераба Тсеринга…
— Я знаю его, он приехал несколько лет назад из Тебета, вместе с Карма Пакши.
— Ты всё знаешь…
— Ну… уж не всё…
— Но всё-таки, никто в царстве Юань не знает больше твоего, даже Хубилай.
Старик приложил палец ко рту, оглянулся, словно по старой привычке ещё зрячего человека проверяя, не слышат ли рабы, и негромко поправил: