Хотя Уолтер и переживал из-за потери титула, его не беспокоила сопутствующая этому потеря личной известности. В отличие от Джулиани, он не пытался добиться расположения прессы; он не допускал утечек. Хотя он был женат на репортерше, он считал, что пресса должна сообщать об уголовном деле только в двух случаях: когда объявляется обвинительное заключение и когда присяжные выносят вердикт. Интеллектуально он понимал, что такая покорная проверка может привести к злоупотреблениям со стороны правительства, но, по его опыту, любопытная пресса добавляла слишком много примесей в процесс.
Джулиани сказал доверенным лицам, что он всего лишь воспользовался правом назначать на ключевые посты помощников по своему усмотрению. Как бы то ни было, Уолтер отказался публично критиковать его и погрузился в дело Кастеллано. В аналогичной ситуации большинство помощников прокурора США с его опытом и полномочиями ушли бы в отставку и удвоили свою зарплату, устроившись на работу в какую-нибудь солидную фирму на Уолл-стрит. Однако Уолтер пообещал Джону Мерфи, что останется с этим делом до конца.
Помимо всех досудебных юридических перипетий с батареей адвокатов-экспертов, нанятых Полом, Нино и командой, главной заботой Уолтера стало поддержание ровного отношения к свидетелям. Например, перед тем как Фредди был выпущен из тюрьмы, чтобы присоединиться к жене Кэрол в программе защиты свидетелей, она обратилась к своему федеральному маршалу с просьбой: "Должны ли мы сказать Фредди, где я и дети? Я боюсь его. Я хочу развестись".
Маршал обратился за советом к начальству в Вашингтоне, которое решило, что женщина, боящаяся своего мужа, имеет право жить отдельно от него, так что Фредди внезапно пришлось отправиться на программу в одиночку, что было страшно даже для самого уравновешенного человека. Однако перед этим он начал разговаривать по телефону из тюрьмы со своей первой женой, Пегги; они снова стали близки. Она не очень хотела присоединяться к нему в программе, но, по крайней мере, он был избавлен от чувства нелюбви.
Оперативная группа следила за эмоциональными спадами и подъемами Фредди в перерывах между многочисленными досудебными выступлениями, которые он совершал, чтобы поддержать попытку Уолтера вывести из дела одного из адвокатов обвиняемых. Эта попытка началась после того, как Фредди дал показания большому жюри, что он был рядом, когда его босс Рой ДеМео передал адвокату Джеральду Шаргелю сто тысяч долларов в коричневом бумажном пакете, чтобы тот подал апелляцию на приговор Нино по делу Эпполито и другие юридические дела.
С тех пор Шаргель представлял интересы еще семи членов команды ДеМео и теперь был адвокатом несовершеннолетнего обвиняемого по делу оперативной группы. Уолтер вызвал его в суд, чтобы он предстал перед большим жюри и предоставил записи о гонорарах, выплаченных ему съемочной группой. Шаргель сопротивлялся, но в конце концов повестка была признана подлежащей исполнению. Затем он заявил присяжным, что уничтожил свои записи о гонорарах, чтобы избежать подобной ситуации: когда его заставляют предоставлять конфиденциальную информацию о клиентах. Он также сказал, что в коричневой сумке Роя было всего две тысячи долларов.
"Рой носил столько в кармане рубашки, - с насмешкой сказал Фредди Уолтеру.
Это шоу затянулось надолго, и Фредди дал еще больше секретных показаний о платеже в сто тысяч долларов и о тех временах в МКК, когда Фредди подумывал о сотрудничестве, а Шаргель вступал в дело так, словно был его адвокатом, хотя Фредди его об этом не просил. Хотя это было не то же самое, что давать показания в публичном зале суда, Фредди прекрасно справлялся со своими выступлениями перед присяжными. Хотя он был умнее, чем казался, он казался неспособным на выдумку. В конце концов Уолтер одержал верх. Судья Абрахам Софаер постановил, что действия Шаргеля указывают на то, что он "фактически выступал в качестве "домашнего адвоката" предприятия". Шаргеля отстранили от дела.
В середине дела Шаргеля Фредди признал себя виновным в преступлениях, связанных с РИКО. Как и другие сотрудничающие свидетели, он узнает о своем наказании только после окончания дела; как и Вито, он был более уязвим, чем Доминик, для приговора, включающего некоторое время в тюрьме, потому что, если он и не был настоящим стрелком, то находился по краям многих убийств - Скорни, Тодаро, Розенберга, Монгиторе, Скутаро - и прямо в извращенной середине Фалькаро и Дауда.