К тому времени, как Вито покинул трибуну, трудно было сказать, помог он делу или навредил. Экспертная группа была уверена, что он говорит правду, но опасалась, что присяжные могут поверить, что он преувеличивает, чтобы поднять цену на права на фильм.
4 декабря в утренней газете New York Times появилась заметка о запланированном на этот день появлении настоящего звездного свидетеля по делу. В статье рассказывалось, что "мистер Монтильо" - ветеран Вьетнама, коллекционер-кредитор и наркодилер, который даст показания о том, что Пол Кастеллано возглавлял заговор по краже автомобилей, а Энтони Гаджи был вторым помощником.
Пока городские наблюдатели за процессом читали эту историю за утренним кофе, мистер Монтильо разминал руки и пытался сохранять спокойствие в похожем на бункер комплексе под зданием суда, где находились защищенные свидетели в перерывах между выступлениями на суде. На нем были тонированные очки в стиле Нино, который недавно стал немного близоруким. Фрэнк Пергола сказал ему, что в таких очках он выглядит хлипким, но он ответил, что это единственная пара, которая у него есть. По правде говоря, они ему были не нужны, разве что для вождения, но из-за них люди не могли заметить беспокойства в его глазах.
Когда его выводили из бункера в комнату ожидания рядом с залом суда, он пытался перейти в другую плоскость сознания, в зону отрешенности от круговорота событий. В такой момент, как сейчас во Вьетнаме, он бы начал скандировать о том, что он лев и лиса, но эта мантра стала пустой. Теперь он вспомнил простую клятву, данную два месяца назад, - "Я не позволю этому победить меня" - и молча повторял ее вплоть до того момента, когда из зала суда вошел маршал, потому что Уолтер только что сказал: "Правительство вызывает Доминика Монтильо".
Вслед за маршалом он прошел через дверь в зал суда и впервые за шесть лет увидел Нино и Пола, сидевших ближе всех к двери, словно каменные идолы, затем Джоуи и Энтони, а за ними, с убийственной ухмылкой на лице, Генри Борелли. Он посмотрел дальше, на переполненный зрительский зал, и, усевшись в кресло свидетеля, увидел Розу Гаджи, своего дядю Роя Гаджи и дюжину других родственников, включая "капитана" - его железную, восьмидесятисемилетнюю бабушку Мэри, которая пришла в суд на костылях. Я не позволю этому победить меня.
Сначала сбивчиво, но потом все более плавно, по мере того как Уолтер его подгонял, Доминик рассказал свою историю. Нино отвозил "пачки банкнот" Полу каждое воскресенье вечером, когда оба были в городе. Он сам отвозил деньги за машину от Роя непосредственно "мистеру Кастеллано". Свидетель пытался сосредоточиться на вопросах Уолтера, но не мог избежать пристальных взглядов со всех сторон, особенно со стороны Нино, который, забавно поменявшись ролями, надел очки без затемнения, несомненно, по совету своего адвоката.
"Всегда смотри человеку в глаза", - всегда говорил Нино, - "глаза не лгут". И вот, становясь все более уверенным и волевым, Доминик смотрел прямо в глаза Нино. Парень, которого заставили отказаться от председательства в классе, потому что Нино сказал, что это все равно что быть крысой, вернулся домой.
На следующий день, когда пришло время перерыва, судья Даффи удалил присяжных, а затем и свидетелей. Когда Доминика выводили с трибуны и вели мимо стола подсудимых, его охватило злобное вдохновение; вспомнив, как Нино однажды высмеял его, когда он вернулся в клуб "Ветераны и друзья" с хвостом между ног, он со злобным восторгом сказал: "Эй, Нино, Лесси вернулась домой".
"Прекрати, Доминик", - сказал маршал, отводя его в сторону.
Он больше никогда не разговаривал с дядей Нино, кроме как на прощание, и его последние пять слов несли в себе несколько посланий. Однако было еще слишком рано давать показания в лицо Нино, ведь впереди еще перекрестный допрос. Адвокат Пола, Джеймс Ла Росса, сразу же бросил ему вызов, предъявив несколько рукописных заметок, сделанных Домиником почти год назад, - список пунктов, которые он запомнил из разговора с Уолтером о том, как вести себя на суде. Эти заметки могли появиться только из одного источника: обидевшись, Дениз нашла способ нанести ответный удар.
Ла Росса использовал эти записи, чтобы намекнуть, что Доминик действовал. Изобразив свидетеля, Ла Росса перешел к первому заявлению под присягой, которое Доминик дал большому жюри, - тому, в котором он умолчал о Нино и Поле, - и заставил его признать, что он лжесвидетельствовал.
Рассказав о том, что самая вредная информация против Пола была получена на последнем из многочисленных допросов оперативной группы, Ла Росса затем создал впечатление, что свидетель выдумал историю, чтобы выручить правительство из затруднительного положения. Доминик скривился и снова занервничал. Он говорил правду в своих показаниях на суде, но стал чувствовать себя лжецом и выглядеть таковым для многих зрителей. Тогда Ла Росса снова заставил его согласиться с тем, что он совершил очередное лжесвидетельство.