Что касается насилия, которое совершил Доминик, Ричардс приписывает его "необычайному влиянию" Нино Гаджи и людей, окружавших Нино. "Эти люди сделали из Доминика Монтильо того, кого я называю старым Домиником. С тех пор Дом переделал себя".
Судья Коннор попросил выслушать обвиняемого. Доминик поднялся и заговорил голосом, который то ломался, то становился ровным. "Я не оправдываюсь, ваша честь, за преступления, совершенные мною в прошлом, здесь, в Нью-Йорке, или после, в Калифорнии. Все, что я сделал, было сделано по моей собственной воле, и я прекрасно понимаю, что мне придется отвечать за свои поступки". Четыре слова в этом заявлении были взяты прямо из латинского девиза воздушно-десантных рейнджеров - по собственному желанию.
Доминик переминался с ноги на ногу, возился с заготовленной речью, а потом заговорил. Он сказал, что хотел бы особо упомянуть о том, как Фрэнк Пергола, Кенни Маккейб, Артур Руффелс, Уолтер Мак и другие "хорошие парни" помогли ему спасти хоть что-то из своей жизни.
Он вспомнил, как Фрэнк сказал ему, что "никто не имеет права убивать", и как Кенни когда-то был "врагом возле нашего клуба, делающим снимки", а теперь стал "одним из немногих людей, которым я доверяю в своей жизни". Он "не мог сказать достаточно" о дяде Арти и сказал, что Уолтер "заключил со мной только одну сделку, и это было говорить правду". Он добавил: "От этих людей я узнал, что семья - это не обязательно кровное родство, но доверие и уважение. Они и есть та семья, которая у меня есть сейчас".
В заключение он просто попросил о милосердии: "У меня есть хорошая работа, хорошая квартира, будущее, на которое я могу рассчитывать. Я прожил с одной и той же женщиной четыре года. Я осознаю, что совершил серьезные преступления. Каким бы ни было ваше решение, ваша честь, все, чего я хочу, - это чтобы все это закончилось и у меня был чистый лист".
Следующим выступил Уолтер и сказал судье, что Доминик был "чрезвычайно ценен для Соединенных Штатов" и выполнил все свои обязательства в качестве свидетеля. Дядя Арти добавил: "Я считаю Доминика честным и прямолинейным во всех делах, которые я с ним имел". Последним выступил Фрэнк Пергола: "Департамент полиции Нью-Йорка и жители города очень многим обязаны Доминику. Он прояснил множество тайн для семей жертв".
Когда судья Коннор начал говорить с ним напрямую, Доминик с каждым словом все больше расслаблялся:
Я думаю, вы тот, кого мы иногда называем ситуативным преступником. Вы занялись преступной деятельностью из-за ситуации, в которой вас воспитывали. . . . Когда вас арестовали, вы сразу же согласились сотрудничать в той степени, которую редко удавалось превысить. . . . В течение нескольких лет вы были разлучены со своими детьми и друзьями. . . . Вы уже несколько лет находитесь в своеобразной тюрьме и будете продолжать находиться в ней в том смысле, что всегда будете оглядываться через плечо, думая, не стали ли известны ваша личность и ваше местонахождение тем, кто, я уверен, хотел бы вам отомстить. . . . Вы изменили свою жизнь. Думаю, ваша реабилитация завершена.
Судья пришел к выводу, что надлежащим наказанием будет пять лет условно.
Судья покинул скамью, пожелав Доминику здоровья и безопасности, а Уолтер, Кенни, дядя Арти и армянин по очереди хлопали его по спине и жали ему правую руку. Но последняя сцена - Фрэнк Пергола и Доминик, с Большой печатью Соединенных Штатов на кленовой стене за ними, обнявшиеся, как братья, выросшие вместе в обычном доме на Бат-Бич в Бруклине.
ЭПИЛОГ
Специальное обновление для издания в мягкой обложке
Глэдис ДеМео не дала никаких комментариев, когда к ней обратились за интервью о ее покойном муже. "Нет", - только и сказала она, закрывая дверь в свой новый дом и в эту часть своей жизни, как делала всегда.
Розе Гаджи тоже нечего было сказать. Когда к ней подошли в коридоре суда после слушаний по ее иску к правительству о халатности в связи с тем, как ее муж умер в тюрьме, она с большей иронией, чем, возможно, собиралась, улыбнулась и сказала сквозь стиснутые зубы: "Дело говорит само за себя". Спустя несколько месяцев иск о халатности был тихо урегулирован. Детали держались в секрете, но, по словам источников, Роуз получила то, чего хотела больше всего: обещание Федерального бюро тюрем ввести новые правила оказания экстренной медицинской помощи, включая требование о постоянном дежурстве врача в МКЦ. "Роуз настаивала на том, что ее не интересует финансовое урегулирование, - сказал человек, участвовавший в судебном разбирательстве, - а только то, чтобы были введены процедуры, которые позволят снизить вероятность того, что никто не пострадает так, как пострадал Нино". Таким образом, Нино, благодаря Роуз, внесет свой вклад в развитие общества".