— Неужели ты не слышишь? Мо-оре, мо-оре, а ты бьешь мо-ре-ее, — говорил он, ударяя одним пальцем по клавишам.
Он вернулся к себе, расправил под машинкой сморщившееся зеленое сукно письменного стола, напечатал: «Уважаемый товарищ!», но тут раздался телефонный звонок — из горкома партии сообщали, что через день заседание бюро и его просят присутствовать.
Положив трубку, отодвинул и закрыл машинку.
Как же переходить на электровоз, если это совсем другая машина? Почему он должен менять профессию? Да и сумеет ли освоить электровоз, к которому у него нет никакого интереса. Годы ведь ушли! На паровозе все ясно: в топке горит огонь, вода в котле кипит, и образуется пар, который толкает поршень в цилиндре то взад, то вперед. С помощью простых сочленений поршень соединен с колесом, и оно вращается. Этот процесс ясен. Все это можно увидеть собственными глазами.
А почему движется электровоз? Где-то, в сотнях километров от локомотива, вырабатывается никем и никогда невидимый ток, невидимо и бесшумно идет по тонким проводам, тая в себе огромную силу, которая заставляет вращаться двигатели. Здесь надо все только представлять в своем воображении ничего нельзя увидеть. Фантастика какая-то! Ищи этот невидимый ток, если он вдруг пропадет или пойдет не туда, куда надо.
Ему хочется сейчас же найти, по каким законам и куда движется ток. Виктор Степанович резко поднимается, приоткрывает дверь, громко зовет:
— Вела!
Из кухни вбегает старшая дочь:
— Что, папа?
— Принеси мне скоренько твой учебник по физике.
Он листает учебник. Законы Ома, Фарадея, Кулона, Джоуля… Ага, вот что-то о направлении тока. Это закон Ленца: «Индукционный ток всегда имеет такое направление, при котором его магнитное поле противодействует изменению магнитного потока, которое является причиной возникновения этого тока».
Что это значит?
Он снова листает учебник, выхватывая наугад фразы.
«Для синусоидального переменного тока эффективное значение его меньше амплитудного в корень кубический из двухраза…»
Сам черт ногу сломит.
Из-за двери доносится все тот же мотив:
Но это немыслимо! Сколько можно разучивать одну музыкальную фразу? Теперь начался там какой-то спор.
Раньше ни шум, ни музыка, ни разговор за дверью не могли бы отвлечь его от работы. Напротив, ему приятно было ощущать жизнь семьи совсем рядом, этот шум был просто необходим, как певцу аккомпанемент, как машинисту грохот паровоза. Ведь этот грохот не только не мешает, а успокаивает, показывает, исправно ли работают механизмы. Сделайте паровоз бесшумным — и механик не сможет на нем ехать, он не будет слышать пульса жизни машины. Вот так же Виктору Степановичу надо было ощущать жизнь семьи за дверью своего кабинета.
Но сейчас все его раздражало. Он стал прислушиваться к спору. Оказывается, пришла младшая дочь, Тамара, и потребовала, чтобы Валерка освободил ей место.
Виктор Степанович представляет себе ее лицо: задорный носик, быстрые глазенки. Она решительно махнула рукой: «Марш отсюда!»— и метнулись в сторону косички.
Как странно получается! Валерик старше ее, он мальчишка, но всегда и во всем уступает ей. То ли он такой тихоня, то ли девочка очень боевая.
…Конечно, на электровозе чище и легче работать. Там все готовое. Не нужны ни пар, ни вода, ни уголь — сел и поехал. Машинисты приходят туда, как служащие в контору, при галстучках и с бутербродами, завернутыми в газетку. В зимние холода незачем открывать окна. Стекла обдуваются воздухом и не замерзают. Щетки очищают их, как в автомобиле. Но мало ли есть удобных и красивых машин! Надо же знать их, уметь на них ездить.
Виктор Степанович с раздражением смотрит на дверь. Он слышит голос жены. Аккорд обрывается…
Нет, все равно невозможно здесь сидеть.
Он поднимается, бессвязно объясняет Маше, что у него срочное дело, и уходит.
Механически направляется в депо, напевая застрявшее в голове:
На двери дежурного по депо большой плакат. Сверху призыв: «Работать зимой так же, как летом!» Ниже надпись крупным шрифтом: «Как водить поезда в зимних условиях». А еще ниже буквами чуть ли не в ладонь величиной: «Опыт работы машиниста В. С. Дубравина».
Он смотрит на свой портрет, обрамленный текстом его доклада. Плакат напечатали в Москве. Сюда его приклеили давно. Виктор Степанович так привык к нему, что не только перестал обращать на него внимание, но просто больше не замечал. А сейчас этот лист бумаги резанул глаза.