Он висел, держась за мягкий подлокотник, стараясь сообразить, как поступить дальше. Под ним — песчаная насыпь. Насмерть не разобьешься… Но он не имеет права разжать руки. В поезде едет восемьсот человек.
Рядом с паровозом в багажном вагоне люди не спали. Они подтаскивали к дверям вещи, которые надо было сдать на первой остановке. В соседнем — тоже не спали. Это почтовый вагон. И тут готовились к остановке, где предстояло обменяться почтой. Дальше вагон, в котором первое купе занимал главный кондуктор. Здесь несколько случайных пассажиров-железнодорожников на один-два перегона. Они режутся в домино. Рядом в запертом купе бодрствует вооруженный человек. У него перед глазами запечатанный сургучом мешок. Это почта государственного значения.
В тамбуре одного из вагонов — парень и девушка. Он целует ее, она отстраняясь говорит:
— Не надо, Юра. Ну, прошу тебя, кто-нибудь зайдет.
— Да спят уже все! — и он снова тянется к ней.
— Ну, завтра, Юра, понимаешь? — Что-то вспомнив, роется в сумочке, и, широко улыбаясь, показывает ключ. — Завтра, Юрочка! — и она сама обнимает его.
— Здесь нельзя находиться, граждане! — строго говорит появившаяся проводница. Оба поспешно идут в вагон.
— Доигрался, — чуть не плача шепчет девушка…Купе спортсменов.
— С такой самоуверенностью проваливаются, а не берут мировые рекорды, — недовольно говорит тренер атлету. — Конечно, ты сильнее американца, но завтра они выпускают Горбу, это не шутка.
— Но я же все время тренируюсь, — оправдывается атлет… — А вот едем впритык. Это ни к черту не годится. Еще и поезд опоздает.
— Типун тебе на язык! Опоздает — значит, американцам засчитают победу без борьбы.
…Вагон-ресторан. Почти со всех столов сняты скатерти. Заперт буфет. За угловым столиком, развалившись, сидит пассажир. Вокруг него почти весь штат ресторана.
— Ну, совесть же поимейте, — уговаривает его официантка. — Ведь нам осталось три часа отдыхать.
— Ра-аботать надо, а не отдыхать, — заплетающимся голосом говорит пассажир.
На переходной площадке вагона-ресторана — двое. Кухонный рабочий кричит им сквозь застекленную дверь:
— Закрыто, закрыто, утречком приходите, свежее пиво будет…
Олечкина мама говорит соседке по купе, девушке в очках:
— Вы правы, но не хватает у меня духу укладывать ее. Видите, — показывает она фотографию: на плоской, без матраца, койке лежит на спине Олечка. Ноги в гипсе. В подбородок упирается какая-то конструкция, не дающая ей наклонить голову. — Все говорили, что ходить никогда уже не будет. Чудо спасло. И, представляете, сделал это совсем молодой врач. — Она улыбается и добавляет: — Завтра на вокзале отец впервые увидит ее на собственных ногах.
Андрей шел к хвостовому вагону. Перед тамбуром вагона-ресторана до него донесся недовольный голос проводника:
— Немедленно закройте дверь! Вот еще новости!
— Понимаете, мне очень надо посмотреть, прошу вас… Только станцию Матово.
Андрей замер в проходе между вагонами, уцепившись за перильца.
— Валя!
Она вскинула голову, вскрикнула, бросилась к нему и вдруг остановилась, точно перед пропастью. Взволнованно сказала:
— Какая странная встреча.
И вот они стоят в коридоре затихшего вагона. Валя плачет. «Плен… Годы скитаний по чужим странам». Больше ничего она не говорит. Андрей не расспрашивает. Вместе с документами военного времени у него хранится выписка из приказа командира партизанского отряда, «подлежащая замене в загсе при первой возможности». Так она и не представилась, эта возможность.
Должно быть, Валя думала о том же самом. Она сказала:
— Все годы перед глазами стоял наш разъезд. Я любила его, как человека. Как свою юность.
— Хочешь посмотреть на Матово из тамбура?
— Пойдем, Андрей.
Поезд шел, все увеличивая скорость.
…Мелко и медленно перебирая руками, Дубравин передвигался вперед, ища ногами хоть какую-нибудь, опору, потому что руки уже отрывались. И он нащупал ее. Это было ребро зольника. Сразу стало легко.
Уже не раздумывая больше, Виктор открыл рамку жезлоуловителя и, держась за нее, продвинулся до самого края зольника. Правее и ниже находился короткий отросток пожарной трубы. Он поставил на стросток одну ногу, а на нее вторую, потому что места для обеих ног не хватило. Уцепившись за какую-то тягу, опустился еще ниже на лафет бегунковых колес. Теперь над ним была узкая длинная площадка, такая, как с левой стороны котла, по которой можно дойти до концевого крана. Он поздно понял свою ошибку. С пожарного отростка надо было сразу карабкаться на площадку, а не спускаться вниз. Назад теперь не пробраться.