О многом узнал от них Саша Жаринов. Не из специально организованных бесед, как можно представить себе сейчас. Люди просто разговаривали, и ветераны партии Кондратьев, Павлов, Сидельников, когда приходилось к слову, показывали, что вот эту стену депо занимал иконостас, а вот в тех зарослях на восточном склоне горы Соколиной Иван Бураков тайно собирал рабочих, на этом месте Перовского шоссе в чайной «Кавказ» тоже собирались революционно настроенные рабочие.
И Иван Бураков и другие участники этих событий находились тут же, им можно было задавать вопросы: как же удалось небольшой группе красногвардейцев захватить эшелон, стоявший вот на этом пути, обезоружить усиленную охрану, отобрать сорок тысяч винтовок да еще за одну ночь развезти оружие по всем московским районам? Все это было удивительно, потому что речь шла не вообще о революции и ее участниках, а о своем депо и о людях, с которыми ты работаешь. И депо, и люди эти вошли в великую историю страны.
Стремление тоже совершить необычное стало у Саши не просто мальчишеской фантазией — «хорошо бы придумать что-нибудь выдающееся», а органической потребностью, как результат воспринятого коммунистического мировоззрения, как веление времени. Сашка был еще просто слесаренком, но люди уже видели, что это парень настоящий. Потому, наверное, Костя Бородулин в свою знаменитую бригаду, первую в стране комплексную бригаду слесарей, взял Сашку.
На первом собрании, когда еще никто не знал, что из этой бригады выйдет, получится она знаменитой или все провалится, Сашка сказал:
— Самое главное для пас — работа. Это дело ясное. Но мы сможем хорошо работать, если будем весело жить.
Никто не понял, о чем он толкует. На собраниях было принято говорить обратное: тех, кто хотел весело жить, обвиняли во всех смертных грехах. Поэтому никто не понял Сашку. Тогда он объяснил. Он. сказал: поскольку бригада молодежная, значит, каждый обязан научиться танцевать, и все должны ходить в театры и на концерты, а не только в кино. И на собраниях уже надоело обсуждать вопросы дисциплины и хорошо бы хоть раз обсудить какие-нибудь другие.
Ребята слушали Сашку, улыбаясь, поглядывая друг на друга и на секретаря парткома, который тоже присутствовал на этом профсоюзном собрании. Никто не решился поддержать Сашку, Но и с возражениями не торопились. А когда секретарь парткома сказал, что Жаринов, может, и прав, все обрадовались. И всем не терпелось скорее начать новую, интересную жизнь.
Сашка все время что-нибудь придумывал. Когда он стал бригадиром, ему пришла в голову не очень реальная идея. Вернее, он-то считал ее вполне реальной, но другим трудно было в нее поверить. Он взялся сделать промывочный ремонт паровоза за одну смену вместо 2–3 суток, положенных по норме. Должно быть, не понимал парень, что фактически хочет произвести чуть ли не технический переворот в ремонтном деле па транспорте. А такие перевороты запросто, одним махом не делаются.
Но никто не стал ругать его за мальчишество. Мысли-то в нужном направлении идут. Пусть пробует.
Тем, кто снисходительно улыбался, не веря в его затею, Жаринов приводил только один довод: где-то, в далеком депо Тайга, слесари уже выпустили паровоз из «промывки» за одну смену. Других соображений не высказывал, хотя новую организацию труда, которую он придумал, уже обсудил со своими ребятами и те его поддержали. Может, потому, что были молодыми, горячими, а по всей стране гремело только народившееся стахановское движение, и каждый день приносил новые рекорды, и у них уже не хватало терпения по трое суток топтаться вокруг одного паровоза.
Возможно, именно поэтому они поддержали Сашку, но не исключено, скорее всего, так и было — поняли, какую удивительную штуку он придумал. Удивительную потому, что новый метод оказался проще простого и удивляться надо было лишь тому, что никто до этого не додумался раньше.
А если говорить начистоту, ничего Сашка не изобрел. Просто парень был себе на уме и прикинул — как мог Алексей Стаханов добиться невиданного рекорда? Всего лишь правильно распределил обязанности между забойщиком и крепильщиками. И другие рекорды, о которых ежедневно сообщали газеты, основывались на том же самом принципе — правильно расставить людей. И когда Сашка с этой стороны посмотрел на свою бригаду, увидел, что никуда у них эта расстановка не годится. Большой заслуги его в том не было, любой увидел бы, захоти он вникнуть в дело.
Ну, стала бригада с самого утра работать по-новому. А к концу смены обнаружили, что делать больше нечего, поскольку паровоз готов. Никто не пошел умываться, чтобы поскорее идти домой или куда-нибудь по делам. Стесняясь того, что не хочется уходить от паровоза, кто ветошью вытирал какую-нибудь и без того чистую деталь, кто делал вид, будто осматривает что-то, и каждый находил повод еще побыть возле машины.