В дверь одновременно забарабанили, зазвонили, застучали, заскреблись и заорали «откройте! полиция».
— Нескучно, — отметила Острогорская.
— Какие документы предъявим? — спросил у неё тунгус. — Настоящие?
— Настоящие рано, — ответила она. — Пока мы туристы. Репортёры в творческом отпуске. Пишем очерк о провинции… Не любовники, если дойдёт до деталей.
— Такой справки у меня нет, — усмехнулся Мейер, вытаскивая из кармана нужное удостоверение.
— Может, нашли сыночка моего? — отворял дверь Дублин.
Трое полицейских втолкнули в квартиру Кольку Грузовика.
— Кто хозяин? А вы кто? Предъявите!.. — орал на каждого по очереди командующий вторжением отважный лейтенант.
Какое-то время ушло у него на чтение документов. Потом он разорался опять:
— Что вы тут все делаете? Что собрались? Хотел бы я знать!
— На улице познакомились. Выпить зашли. Поболтать. Вот журналисты из Москвы интересуются, как мы тут пьём, по каким обычаям. Что и чем закусываем, — сказал Че.
— Чего ж не пьёте, раз всё так серьёзно? — доставал лейтенант.
— Решали, кого пошлём в магазин.
— А что ж, Глеб Глебович не знает, кого лучше послать? — напирал полицейский.
— Да я и сам могу сходить, — сказал Глеб Глебович.
— Зачем же сам? Аркадия лучше пошлите, сынка вашего. Такой шустрый парень, мигом добудет, что надо, да ещё и бесплатно!
— Аркадия нет дома, — проговорил тихо Дублин.
— Тогда вот его отправьте, — лейтенант ткнул в Кольку торчащими из-под влажного лба красивыми, карими, как мухоморы, глазами. — Его Аркадий научил, как и где взять. Знаете его, а, Глеб Глебович?
— Это Николай, грузчик, — сознался Глеб.
— Он же Колька Грузовик. Так точно, — согласился лейтенант. — Глеб Глебович правду говорит. А теперь ты, Коля, правду Глебу Глебовичу расскажи. Про сына его Аркадия и про тебя, злоумышленного соучастника вышеуказанного сына.
Колька был очень усталый: на лице у него висел совершенно безжизненный вялый синий нос, на плечах — вялые синие руки.
— Колись, Колян, колись, — призвал лейтенант.
— На той неделе, числа не помню, вечером, магазин как раз пора было закрывать, — вяло раскололся Грузовик, — поспорил я с продавцом Салаховой, в зале пусто уже было, она и я остались, покупатели ушли, уборщики не пришли ещё, а охранник куда-то отлучился. Салахова Чолпан Хаматовна, довольно недавнего года рождения, нерусская по национальности, незамужнего семейного положения, имела точку зрения о том, что я должен отнести коробку с мороженой барамундией обратно на склад. Я с гражданкой Салаховой в целом был согласен, но в частностях расходился во взглядах. То есть, что надо унести на склад, это было правильно, потому что уже подтаяла и был запах. А вот с тем, что унести должен я, тут у меня были другие убеждения, о чём я ей прямо и сообщил, имея право: «Сама неси!» Она в ответ обозвала меня грузчиком. У нас таким образом закрутилась дискуссия. Тут вошёл в магазин молодой человек, похожий на красивого интеллигента, ему Салахова сказала «закрыто», он ей: «Не волнуйтесь, отдыхайте, я сам всё сделаю». Потом схватил с полок три бутылки коньяка, колбасу, банку с килькой, печенье ещё, кажется, и — на выход. А нам подмигнул, пока, мол, ребята. Чолпан Хаматовна ему: «Вы куда». Он отвечает: «Взаймы, взаймы, завтра верну, честное слово, вот, говорит, моя визитка» Тут Салахова заорала и за ним. Он её оттолкнул вежливо. Она из коробки барамундию вытащила и ну его бить ею. Прямо по глазам и по спине, и по, простите, шее и другим местам. Молодой человек видит, что договориться не получается, покупки у кассы положил и стал Салахову взаимно бить. Тут барамундия у продавца сломалась, и продавец в пальто ему вцепилась. Он из пальто выскочил, сгрёб покупки и убежал. Я за ним. Он в обменник. А те тоже закрываются. Он им говорит: «Пять тысяч евро взаймы, быстро». Они испугались: «У нас, — говорят, — только доллары». Ну он взял, что дали, и убежал. Двое их там было, банкиров, охранник ихний тоже отлучился куда-то, потому что у них с магазином охранник был общий, один на всех. Вот, значит, убежал интеллигентный юноша, а я за ним. Спрашивает: «Чего за мной бежишь?» Говорю: «Да ничего, так просто, рабочий день закончился, куда хочу, туда и бегу». — «Как зовут?» — «Колька». — «А я Аркадий, пойдём выпьем». — «Пойдём!» Вот мы с ним сюда и пришли, в эту квартиру, а этот Аркадий вот этого Глеба Глебовича Дублина, не знаю какого года рождения, русской национальности, семейного, но не женатого человека, — сын.
— Так? — спросил полицейский у Дублина.
— Не совсем… То есть так, но тут скорее допущение… — отвечал было Глеб.
— Что такое «не совсем»? Пасынок что ли? — разозлился силовик.
— Да нет, не пасынок, сын, но сын неочевидный, предполагаемый…
— Отвечайте на вопрос: сын? Или не сын? — повысил голос лейтенант.
— Скорее не…
— Сын или не сын?
— Тогда сын.
— Когда сын? Что такое «тогда сын»? Последний раз спрашиваю, сын или не сын.
— Сын, — сдался Глеб, — а что такое барамундия?
— Здесь вопросы задаю я! — одёрнул его лейтенант. — Что такое барамундия?
— Рыба, — ответил Колька.
— Довольно вкусная, — добавил тунгус, — барамунди.
— А вас не спрашивают, свидетель, — прикрикнул полицейский на тунгуса, затем обратился к Глебу. — Где ваш сын?
— Не знаю.
— А кто знает?
— Не знаю.
— А вот я вас арестую…
Дублин рассказал всё, что знал об Аркадии.
— М-да, — разочарованно оценил его рассказ лейтенант. — Ладно, узнаете что — немедленно сообщите. Мы вас ещё вызовем. Если что-то скрываете — узнаем всё равно. И накажем. Счастливо! Покатили, Колька, в каталажку.
Колька отправился в каталажку, полиция за ним.
— Как же так… Получается, Аркадий самый настоящий бандит… Бьёт женщину, грабит банк… Врёт про Египет… — развёл в наступившей тишине руками Глеб Глебович.
— Признаюсь, даже меня впечатлила эта история, — грустно удивилась Маргарита. — Какой персонаж! Но самого противного… и, пожалуй, страшного — вы ещё не знаете, Глеб Глебович. Майор доскажет…
— Глеб Глебович, дорогой, — разволновался вдруг Мейер. — Должен… Я должен… Вы должны знать, что… Аркадий Быков дважды проходил по делам о… связанным… по делам о детской порнографии…
— О господи, — вырвалось у Дублина.
— Его отпускали. Подозревали всерьёз, но улик не хватало, не было прямых улик. Хотя наши коллеги, кто дела вёл, уверены, что он как минимум причастен. А может, и один из организаторов педофильских преступных сетей, — тунгус помолчал. — Вот так.
— Бедный мой Величек, Велинька мой, маленький мой, солнышко моё, — зашептал Глеб, опускаясь на пол, будто для молитвы.
— Но это ничего ещё не значит, — ритмично, словно зубы заговаривая, затараторил Евгений Михайлович. — Не доказали ничего, может, он и вовсе не виноват. Может, честный он человек, мало ли кого в чём подозревают…
— Честный человек, а про Египет-то как же, — пробормотал Глеб.
— Ну, врать — не преступление, а особенность характера. И может, врозь они пропали. Может, просто уехал он, а Велик где-то без него…
— Да-да! Не стоит с выводами торопиться. Отчаяние нам не поможет. И хотя полиция ищет не Велика, а Аркадия, Глеб Глебович прав, нам и это на пользу. Найдут Аркадия. Они найдут. Кривцов, когда надо ему было, и не таких сопляков, а куда посерьёзней деятелей из-под земли доставал, — успокаивающим тоном произнесла Острогорская. — Вам, Че, надо постараться, чтоб мы сразу узнали, когда они отловят Быкова.