Слышна громкая немецкая речь.
Староста. Что говорят?
Марина Сергеевна. Похоже все. (Прижимает к себе дочь).
Голоса.
– Ну вот, еще одна безвыходная история человеческая.
– Которая, как обычно закончится в считанные минуты.
– Запахом копченого мяса. И нечеловеческими воплями.
– А души – в неведении, и опять все по кругу, по кругу, по кругу.
– Спасем? Поможем?
– Дадим шанс.
– Какой шанс? Как? Рука с факелом вон уже занесена, сейчас все полыхнет.
– Сейчас майор Шульц вспомнит одну несуществующую инструкцию, по которой перед сожжением какого-либо объекта, его надо облить со всех сторон бензином.
– А не керосином?
– Слушайте, не искажайте частностями общую, и такую прекрасную, надо сказать, картину мира.
– Да он забьет на инструкцию.
– Немец? На инструкцию? Это также невероятно, как если бы русский разбил ящик водки и не заплакал бы.
– Итак?
– Итак, Майор Шульц, вы забыли одну важную инструкцию. А Ваш заместитель, очкастая обезьяна….
Слышна немецкая речь. Заводится мотоцикл и уезжает. Начинает идти довольно сильный дождь.
Староста. Что там еще?
Марина Сергеевна. Они поехали за бензином.
Староста. За каким бензином?
Марина Сергеевна. Майор вспомнил про какую-то инструкцию, по которой, любой объект надо обязательно… (Плачет).
Катя. Мама, мамочка. Что случилось? Почему ты плачешь?
Марина Сергеевна. Ничего, ничего, дочка, все хорошо.
Катя. А зачем нас заперли в этот амбар?
Марина Сергеевна. Нас выпустят, нас обязательно выпустят.
Учитель. Катенька. Ты пойди к деду Ивану и к тетке Наталье. Пускай они тебе сказку расскажут. А мы здесь взрослые поговорим. Дед Иван! Тетка Наталья! А ну, развлеките Катеньку. А то вы как голубки уже давно шепчетесь. О чем вы так оживленно разговариваете?
Дед Иван. О чем же сынок можно еще перед смертью-то разговаривать. О любви, конечно же.
Учитель. Ну-ну. Беги Катенька к ним. (После паузы, обращается к Старосте и Партизану). Вы же взрослые люди. Неужели нельзя было языки прикусить? Зачем орать при ребенке про смерть, про все такое? Даже от возмущения слова подобрать не могу? (Слышен удар гонга). Что это? Вы слышали? Нет? Так. Что-то происходит. Нам зачем-то дали этот час. Ведь мотоцикл до ближайшей деревни и обратно, да по такой дороге будет где-то час ехать.
Староста. Ну, может минут сорок-пятьдесят.
Учитель. Даже если полчаса. Нам их дали зачем? Чтоб вы все тупо в пол уставились?
Партизан. Жизнь свою, посвященную борьбе за счастье человечества, чтоб обозреть вновь.
Учитель. Зачем сейчас жизнь свою заново обозревать? Что ты там сейчас нового увидишь? Раньше это делать надо было. Да и нечего там тебе обозревать, раз ты сюда здесь и сейчас попал. Мне тоже, к сожалению, вспомнить нечего. Хотя нет, я один раз с Далай-ламой встречался.
Староста. Чего делал?
Учитель. Ничего. Я ведь весь этот разговор только из-за ребенка затеял, я если бы не ребенок, сел бы и заснул прямо сейчас. Я смерти-то совсем не боюсь после десяти лет лагерей.
Партизан. Еще, значит, один враг классовый классический мне попался. Эх, если бы не дед с бабкой, да не женщина с дочкой, не смерть, а прямо радость и счастье смотреть на мученье врагов моих лютых.
Учитель. Так давай с тобой вместе придумаем, как их спасти, вывести отсюда. А мы со Старостой с удовольствием тебе компанию составим. Он же на самом деле прикидывается, что смерти так боится, деятельный просто очень. Не может спокойно на месте сидеть.
Староста. Хм. Балабол.
Партизан. Так как ты их выведешь, спасешь? Амбар-то весь фашистскими гадами окружен, они шутить не будут, если что – сразу огонь на поражение. Вот если бы мои товарищи знали о злодеянии этом, они бы пришли, дали бой фашистам и освободили бы нас. Но не знают они ничего, не придут. Так что спасти нас может только чудо.
Учитель. Чудо! Чудо! Вот то слово, которое я ждал. Когда я был ребенком, со мной произошло большое невообразимое чудо вседозволенности, которое стало реализовываться в ежедневные маленькие, большие и просто огромные чудеса. Я стал видеть сны наяву. Я плавал с пиратами в южные моря под Веселым Роджером. Я громил с мушкетерами надменных англичан. Я летел на Луну. В огромном стеклянном стакане диаметром больше километра я пролетал мимо колец Сатурна, я видел их так близко, так близко. Причем, все это происходило наяву, вовсе не в моей голове и не во снах. Я испытывал боль, я получал ссадины и мелкие ранки. Один раз, спасаясь бегством от индейцев в дельте Амазонки, я сломал ногу, и все лето пролежал в районной больнице. Нет, это была настоящая жизнь. Я мог заснуть в кровати в нашем маленьком деревенском домике, а проснуться в прерии около костра. У меня было очень счастливое детство.