Отбиваясь кулаками, я пытался пройти хоть на миллиметр вперед, выбраться из давки. Рядом со мной пытался пробиться молодой азиатский парень. У него была в клочья разорвана рубашка.
В карманах джинсов я ощутил сразу несколько чужих рук, но я не возражал, потому что заранее спрятал деньги и паспорт под футболку. Слышался звон бьющегося стекла.
Железную решетку, ограждающую перрон, я перелез через верх. Спрыгнул, отряхнул колени, посмотрел, не разорван ли рюкзак, и оказался в руках первого ташкентского милиционера.
Он проорал мне в лицо непонятную узбекскую фразу. Я пожал плечами: не понимаю. Он легонечко ударил меня в живот и велел показать паспорт.
— Русский? Понятно. Листовки есть?
— Листовки?
Он ударил меня в живот посильнее.
— В Зингату захотел? Сейчас организуем! Живо сдал экстремистские листовки!
— Ангелы-хранители! В экстремизме какого рода вы меня подозреваете?
— Ваххабитская рожа!
— Ваххабитская?! Я?!
Немного позже я узнал, что Зингата — это недавно построенная под Ташкентом особая тюрьма для исламских фундаменталистов. Узники там содержатся в особых железных стаканах, не позволяющих разогнуться в полный рост и в считанные месяцы делающих из человека полного инвалида.
Вывод же о том, что я ваххабит, милиционер сделал на основании того, что я был единственным бородатым мужчиной во всей Республике Узбекистан.
— Нет. Вы не поняли. Это не борода. Просто я несколько дней не мог побриться в поезде. Хотите, я наизусть прочитаю «Отче наш»?
Офицер милиции оказался неплохим парнем. Всего за один американский доллар он передумал, перестал считать меня экстремистом и даже пальцем показал дорогу к железнодорожным кассам.
У касс, как и было обещано, стояли люди, каждый из которых сжимал в руках брюки впереди стоящего. Зато до окошка «Справочное» я достоялся за каких-то сорок минут.
— Могу ли я получить у вас справку о наличии билетов?
— Можете. Билетов нет.
— Вы же даже не спросили, куда я хочу уехать.
— А билетов никаких нет.
— Если вы поможете мне уехать сегодня в Москву, я заплачу на сто долларов больше.
Девушка в окошке весело засмеялась.
— В Астрахань? Саратов? Иркутск? В любой город России!
— Поезд, который ходил в Иркутск, снят с маршрута. Вон он гниет.
— А куда от вас ходят поезда?
— От нас поезда ходят в Москву. Один поезд. Тот, на котором приехали вы. Других поездов нет.
— Вообще нет?
— Вообще нет. Никуда. Ни за какие деньги.
— Я заплачу $200.
Девушка продолжала веселиться:
— Следующий! Молодой человек, не задерживайте очередь.
— О'кей. Я заплачу $200, чтобы доехать хотя бы до Казахстана, из которого только что приехал.
Толпа потных узбеков оттерла меня от окошка.
За большими, но грязными окнами вокзала виднелось черное небо Азии.
Я вернулся к перрону, протиснулся через ряды мужчин с ключами от машин в руках и вышел на вокзальную площадь. Она была темная и страшная.
Я был чужим на этой площади, как пахнущий одеколоном и помадой Филипп Киркоров был бы чужим в переполненном городском троллейбусе.
Первым делом я хотел выпить холодной воды. Или не воды, а просто чего-нибудь холодного. У продавцов в ларьках не было холодной воды, холодного сока, холодной «коки», холодной минеральной воды… Холодными в этих краях были разве что ноги покойников в городском морге, да и то вряд ли.
Напротив вокзала стояло пятиэтажное здание с надписью «HOTEL». Я поднялся по ступеням.
— Могу я снять у вас номер на одну ночь?
— Вы откуда?
— В смысле?
— Значит, из России. Жителям России все только за доллары США.
— Вам кажется это логичным?
— Будете платить?
— Сколько?
Женщина назвала астрономическую, совершенно невозможную для такого заведения сумму. Мне некуда было идти. Я согласился заплатить столько, сколько она сказала.
— Давайте ваш паспорт! О! У вас нет регистрации?
— Я только что с поезда.
— Неважно. Без регистрации в ОВИРе никакого номера вы не получите.
— Уже ночь. Где я получу сейчас регистрацию?
— Молодой человек, выйдите из гостиницы.
— Куда?
— Это не мое дело.
— Можно я переночую у вас до утра? В вашей личной комнате? А с утра получу регистрацию?
— Если вы сейчас же не выйдете отсюда вон, я позову милицию.
Я забрал рюкзак, вышел вон, и милиция появилась без всяких призывов. Если звезды на погонах означали то же, что и в России, то на этот раз передо мной стоял молодой майор милиции.
То, что приезжих на улицах грабят милицейские чины столь высокого ранга, было странно. В моей стране майор милиции — это большое звание. По рангу ему положено грабить не меньше, чем целый вещевой рынок за раз.
Прежде чем увидеть меня, офицер регулировал дорожное движение. Он подошел, отобрал мой паспорт, положил его в задний карман брюк и вернулся к прерванному занятию. Я подождал, но офицер больше не обращал на меня внимания. Я докурил и подошел к нему сам. Майор задрал брови: «Да?»
— У вас мой паспорт.
— Твой?
— Ну да. Вы забрали мой паспорт.
— Ах это твой.
Он достал мой паспорт из кармана и долго разглядывал фотографию.
— Это же не ты.
— Это я. Просто на фотографии я с волосами, а теперь бритый.
— Но ты не похож.
— Это действительно я.
— Если это ты, то что ты нервничаешь? Сейчас проедем в отделение, все выясним, установим твою личность.
О том, что после таких проверок люди в Узбекистане пропадают навсегда, я слышал. О том, что в первую же ночь после инаугурации местного президента милиционеры вывезли всех воров в законе или просто лиц, состоявших на учете в милиции, за город и расстреляли, мне тоже рассказывали. Так что от майора я предпочел откупиться.
Итог: десять метров ходьбы по ташкентскому тротуару стоили мне приблизительно десять долларов США. С такой интенсивностью всех моих денег хватит от силы на полкилометра. Вернее, даже меньше.
На темной площади возле закрытого ларька стоял узбек приблизительно моего возраста. У него не было одного глаза и двух пальцев на правой руке. Зато рубашка была модного оранжевого цвета.
За его спиной, возле вокзала, таксисты выкрикивали душманские названия городов: Коканд! Бухара! Фергана! Самарканд!
Я угостил парня сигаретой. Он прижал руку к груди, поклонился и сказал:
— Рахмат!
— Помоги мне. Мне нужно уехать из этого города. Докуда отсюда можно доехать? Какие города здесь рядом?
— Здесь рядом — всякие города.
— Мне нужен большой город. Маленький не нужен. Чтобы была гостиница и авиакасса. Билет на самолет покупать буду. Понимаешь?
— Понимаю.
— Фергана — большой город? Там есть кассы?
— Фергана — пиздец, маленький город!
— А Самарканд?
— Самарканд — пиздец, большой город!
Я подошел к толпе таксистов и громко крикнул: «Самарканд!» После небольшой драки среди водителей нарисовались три финалиста, готовые отвезти меня до автобуса, идущего в пиздец, большой город Самарканд.
За десятилетие без Советской власти узбеки почти совсем разучились говорить по-русски. Водители, взмахивая руками, что-то мне объясняли, а я почти ничего не понимал.
В конце концов, черный азиат с кустистыми бровями просто взял мой рюкзак, положил его в багажник своего антикварного транспортного средства, и мы поехали.
Ехать молча в Центральной Азии считалось верхом неприличия. Водитель развлекал меня светской беседой:
— У нас дороги лучше, чем в России. И питание у нас лучше, чем в России.
— Вы были в России?
— Никогда не был. А ты кушал в наших чайханах?
— Нет.
— У нас все блюда… как сказать?., для мужской силы. Попробуй.
— Зачем мне здесь мужская сила? У меня жена — за четыре тысячи километров отсюда.
— С собой возьмешь. Или здесь используешь. У нас цивилизованный город. Бары, шлюхи на каждом шагу. У нас все есть!
— Шлюхи? Русские?
— Почему? Разные. Негритянки есть. Я один раз итальяночку отодрал. Я тебе говорю: мы нормальный город.