— Кем куплены?
— Ты действительно, что ли, идиот?
— Вообще-то нет. Просто никогда не был в Средней Азии.
— Там все купе забиты дынями и героином. Целые купе героина, понял?
— Разве так бывает?
— Ага. Тут еще и не так бывает. Ты открываешь дверь купе, которое указано у тебя в билете, а там до самого потолка вбиты холщовые мешки с героином. Сесть некуда, парень.
Мы опять помолчали.
— Зачем вообще ты сюда поехал?
— Так. Не знаю зачем. Прогуляться.
— Прогулялся? Можешь считать себя покойником. Русских там не любят.
Он помолчал, перевел взгляд на меня и добавил:
— Особенно таких, как ты.
Я вышел в тамбур и выкурил сигарету. Это была 120 488 сигарета в моей жизни.
Ташкент — Самарканд (Время в пути: 6 часов)
Утром в купе заглянул проводник.
— Просыпайтесь. Готовьте валидол. Казахская граница.
— Все так серьезно?
— Шутки еще дома кончились.
Поезд двигался вперед короткими рывками, а потом встал окончательно. Для начала состав загнали на солнцепек и забыли про него на несколько часов.
Вокруг вагонов в оцеплении стояли пограничники в бундесверовской форме и со злыми собаками на поводках. Даже майки, торчащие из-под расстегнутых рубашек, у них были в модных камуфляжных крапинках.
За спинами военных виднелось множество легковых машин с местными номерами. Аборигены специально приезжали к этому месту, чтобы, дождавшись, пока пассажиры начнут выбрасывать из окон нелегальную контрабанду, потом всю ее подобрать и увезти.
Во время стоянок генератор электровоза вырубался. Кондиционер не работал. К двум часам дня стекла в вагоне начали плавиться. Мне было видно, как по железнодорожным путям бродят куры. Утешало, что солдатам из оцепления еще хуже.
Когда пограничники решили, что начальник поезда созрел, к нему были отправлены парламентеры. Они долго торговались. Я надеялся, что предложенная сумма устроит начальника. Соседи по купе говорили, что в этом случае проверять пассажиров не станут. Если же сумма его не устраивала, то поезд должен был стоять до тех пор, пока не устроит.
Переговоры не задались. Еще через час в вагон вошли несколько мужчин в камуфляже. Они громко скомандовали:
— Паспорта! Всем приготовить паспорта!
Вслед за военными по проходу двигались лица в штатском. Они, разумеется, не представлялись, но, как я понял, имелось в виду, что лица выполняют функции таможни.
В мое купе зашел тип, на лице которого имелись очень близко посаженные и узкие глаза. Это сочетание придавало мужчине экзотический вид. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами и дорогие ботинки. По-русски он говорил практически без акцента.
Сперва он проверил у всех паспорта. Я все равно знал, что это ко мне.
— Выйдите из купе. Я хочу подробно проверить мужчину.
Старичок переполошился:
— Меня?
— Нет. Лысого.
Все, опустив головы, выскочили в коридор. Я остался. Таможенник сел и посмотрел на верхнюю полку, где лежал я. Молчание длилось долго.
— Слезьте, пожалуйста. Сколько мест багажа вы провозите с собой?
— Один рюкзак.
— Покажи. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
— Ничего из перечисленного.
— Чистосердечное признание является обстоятельством, смягчающим вину обвиняемого. Повторяю еще раз. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
— Нет.
— Хорошо. Сейчас я буду проводить наружный досмотр. Если чего не сказал, сам виноват.
Сперва казах тщательно обыскал меня. Даже сквозь трусы потрогал мошонку. И охота ему… по такой-то жаре?
— Сколько марок ты провозишь?
— Такой валюты больше не существует. Все страны Европы перешли на евро.
Мне показалось, что сейчас он меня ударит, но вместо этого он спросил, сколько рублей я провожу? А казахских теньге?
Он тщательно прощупал каждую вещь у меня в рюкзаке. Вещей было так немного, что мне стало неудобно. Зато в кармане куртки он нашел мои доллары. Все четыреста семьдесят.
— Ну вот. Я спрашивал про иностранные деньги. А ты отказался их декларировать.
— Вы не спрашивали про доллары. Я не отказывался их декларировать.
— А это что?
— Это узбекские сумы.
— Где ты их взял? Ты знаешь, что менять деньги у валютчиков — это нарушение закона?
— Серьезно?
— Ты нарушил закон. За это нужно платить.
Молчали мы долго. Потом я сказал:
— Три доллара США.
— Что «три доллара США»?
Я промолчал.
— Как тебя зовут?
Я сказал как.
— Вставай. Собирай вещи. Выходим. Тебя отдадут под суд. Ты будешь сидеть в казахской тюрьме. Я постараюсь, чтобы сиделось тебе как можно тяжелее.
Я встал и начал собирать вещи. Успел подумать, что кондиционера в казахской тюрьме наверняка нет.
— Давай поговорим по-мужски.
— По-мужски?
— Три доллара — это смешно.
— А сколько не смешно?
— Десять долларов.
— Нет. Я останусь в чужой стране без денег. Не смогу уехать. Я не могу заплатить столько. Дело в том, что я собираюсь приехать на вокзал, купить билет и сразу же уехать. В эту же секунду.
— Тогда семь.
— Нет. Я же говорю: три. Через несколько часов мне предстоит опять с вами встретиться. И представьте, сколько раз мне еще предстоит платить. Я столько не зарабатываю.
Мы сошлись на пяти долларах. Таможенник пошел дальше по вагону. В купе вернулись соседи. Они боялись на меня смотреть. Я вышел в тамбур и достал сигареты. В тамбуре было душно.
Потом я вернулся на свою верхнюю полку. У соседнего купе стояли, за руку держа детей, бледные поверх загара узбеки. Внутри купе кого-то из них очень тщательно досматривали.
После таможни поезд отставал от расписания больше чем на шесть часов. Проводников и пассажиров это не трогало, а почему это трогало меня, объяснить я бы не взялся.
Едва мы отъехали от погранзаставы, как поезд сразу же остановился опять. Выяснилось, что на рельсах стоит еще одна бригада пограничников. Начальник поезда долго объяснял, что нас только что осмотрели и поставили штампы, а те говорили, что настоящие пограничники не те, а именно они, поэтому необходимо все еще раз внимательно проверить.
В Узбекистан поезд въехал одновременно с тем, как стало темнеть. Практически сразу по пересечении границы начался город Ташкент, столица республики.
Я стоял у окна и рассматривал этот четырехмиллионный мегаполис. На его главной улице косматый баран с разбегу бился рогами в грудь испуганной тощей коровы. Пытаясь спастись, та бегала по проезжей части, а легковые машины причудливых моделей сигналили и объезжали место происшествия по тротуару.
Проводник осмотрел пассажиров и велел мужчинам встать спереди, а женщинам и детям отойти вглубь коридора. Мне он вложил в руку швабру на длинной палке.
— Не жди. Будешь ждать — погибнешь. Сразу бей по голове. Понял?
Если честно, я не понял. Но времени переспрашивать уже не было. Поезд подходил к перрону.
Состав рывками вползал в огражденное со всех сторон толстыми решетками пространство. Еще до того, как он остановился, прямо на стены вагона начали прыгать полуголые люди. Они, как человеки-пауки, цеплялись за оконные рамы и пробовали пробраться внутрь.
Пассажиры поплотнее прижались друг к другу. Тихонечко выли дети. Как только поезд полностью встал, все резко двинулись к выходу.
Меня вынесло к двери. Швабру вырвало из руки еще до того, как я смог выйти в тамбур. Внизу со всех сторон поезд окружили тысячи черных голов.
О том, чтобы сойти по ступеням, не могло быть и речи. Я прыгнул пятками вперед, прямо на толпу. Толстый узбек, пытавшийся прыгнуть за мной, исчез под ногами, а когда его опять вынесло вверх, на седых волосах виднелись сгустки черной крови.