Она позвонила Кельвину домой и тоже нарвалась на автоответчик. Не в силах придумать что-то краткое, остроумное и при этом адекватное — особенно если он сидит и слушает, что она говорит, — Дебора повесила трубку. Было безумно поздно, но она все равно попыталась позвонить ему на работу — на всякий случай — и снова попала на голосовую почту. И уже собралась ложиться спать, когда вспомнила его склонность работать допоздна в музее. Можно заглянуть, будто случайно, на работу и обсудить все на месте.
Готова объяснить, почему ты даже не разговаривала с ним после похода в лабораторию? Почему снова сбежала из страны, не сказав ни слова?..
Она снова переоделась для выхода и позвонила в музей с мобильника, уже закрыв за собой дверь квартиры.
Долгие гудки, потом трубку подняли. Это был Кельвин, и явно раздраженный.
— Да, Дебора, что случилось?
— Как ты узнал, что это я?
— Кто еще будет звонить в такое время?
— Я сейчас приеду, — сказала Дебора. Извиняться по телефону она не собиралась.
— Вот так запросто? — Кельвин был сердит, и Дебора не могла его винить. — Ты уезжаешь из страны, даже не позвонив, а потом просто появляешься у меня на пороге...
— На самом деле это у меня на пороге, — ответила она, пытаясь шуткой разрядить ситуацию. — Ты в музее.
— Без разницы.
— Можем мы поговорить при встрече? — спросила она.
Он, похоже, задумался.
— Ладно.
— Мне чего-нибудь привезти? Что-нибудь китайское?
— Давай ты просто приедешь, и мы поглядим, как пойдет, прежде чем заняться чем-то поспешным вроде совместной еды.
— Справедливо, — согласилась она.
— Я распечатал меню из Сети, — сказал Кельвин, когда она вошла в офис музея. — Из «Гонконг гарден».
— Я думала, мы поглядим, как пойдет, прежде чем заняться чем-то... поспешным, — хмыкнула Дебора.
— Это было наитие, — ответил он.
Они все еще не улыбнулись друг другу.
— А на чем это наитие основывалось? — спросила она.
— Я так понял, что ты едешь извиняться и что у тебя много чего на уме, судя по тому, что я слышал об этом доме в Пальметто. Следовательно, я буду более благожелателен, чем ты заслужила, и...
— Заткнись и дай меню, — прервала его Дебора.
Теперь Кельвин улыбнулся.
— Чего тебе хочется? — спросил он.
— Цыпленок «кунг-пао».
— А еще?
— Пельмени.
— Что-нибудь еще?
— О, — Дебора подняла глаза, когда Кельвин обнял ее за талию, — ты имеешь в виду, чего бы я хотела, кроме еды?
— Верно.
— Хм-м, — протянула она задумчиво. — Пожалуй, больше ничего. Разве что хрустящие блинчики.
Он оттолкнул ее со смехом:
— Дразнишься!
— Девочке надо поесть. Десерт мы обсудим позже.
— Ладно, — уступил он. — Хочешь, пройдемся до китайского ресторана? Я просидел здесь несколько часов, а тебе многое надо объяснить.
Музей стоял в заросшей лесом низине в паре сотен ярдов от шоссе, и, когда они шли под дубами и амбровыми деревьями, свежесть омытой дождем ночи одурманивала.
Кельвин выслушал сильно отредактированный рассказ о последних нескольких днях и взял Дебору за руку, когда она сказала, что чувствует себя виновной в гибели греков.
— Ты не виновата. Виновен только тот, кто стрелял в них.
Дебора сжала его руку. На нем была рубашка хаки с поддетой под нее тонкой белой футболкой, хлопчатобумажные брюки и мягкие кожаные туфли. Как выразился сам Кельвин, «юрист-южанин не при параде». В янтарном свете уличных фонарей его лицо было удивительно гармоничным, правильным, красивым. Дебора улыбнулась, благодаря за сочувствие, а потом они пришли в ресторан, оказавшийся большим, красным и, что называется, «диснеевским»: Китай в представлении производителей сувениров.
Еда была уже готова и упакована, так что можно было сразу уходить, но это не спасло их от дождя, который снова полил к тому времени, как Дебора и Кельвин вышли на улицу. На минуту они укрылись под обширным темно-красным портиком ресторана, потом пришли к выводу, что дождь только усиливается. И решили сбежать.
Гром загремел еще до того, как они прошли два квартала: оглушительный раскат следом за вспышкой. Они только засмеялись. Кельвин напевал, подражая Фреду Астеру, а Дебора весело танцевала по глубоким — выше щиколотки — лужам. Вода текла по дренажным канавам, с ревом врываясь в уличные водостоки. Даже боль в лодыжке не могла приглушить радость Деборы: бежать под дождем с этим красивым мужчиной, чувствовать, как липнет к телу одежда, как течет с волос... Им придется раздеться, как только они попадут в дом...